Когда Макс ушел, он вздохнул и устало произнес:
– Вижу, ты всерьез думаешь, что я всегда такой же, как в компании. Балагур и приколист, совершенно несерьезный и легкомысленный парень. Да?
Я кивнул.
– Честно говоря, Шольц, мне обидно. Ты меня, оказывается, совсем не знаешь. Ты поверишь, если я скажу, что пишу стихи?
– Нет, – честно ответил я.
– Зря, – невесело улыбнулся Андрей. – Пишу иногда. Для души, как говорится. Сейчас уже редко, не то что раньше… А еще я любил писать стихотворения своей девушке. На каждое свидание с ней я дарил ей свой новый вирш, посвященный, конечно, ей – единственной и неповторимой…. Боже, какой я был дурак!
Он тоже был пьян, дышал мне в лицо перегаром.
– Сейчас, я, конечно, уже не вспомню ни одного, ну что-то в таком роде:
Ты – как нежаркое летнее солнышко,
Ты – как ласковый моря прибой,
Ты – как прекраснейший маленький ангел,
Солнышко, я восхищаюсь тобой!
– Что-то в этом роде…
Я смотрел на Андрея раскрыв рот, поняв, насколько мало знал его. Мне всегда казалось, что он действительно слишком легкомысленен и несерьезен – чего стоит только та история с «похоронами» Кирилла! – а оказалось, что это всего лишь маска.
Словно прочитав мои мысли, Андрей доверительно сказал мне:
– Теперь я налепил на себя маску «рубахи-парня», Человека Без Проблем. Ведь ты никогда не видел меня печальным или озабоченным, да? Ну разве что раздраженным и резким. Создается впечатление, что проблем у меня и в самом деле нет. Но это, конечно, не так…
Хмель потихоньку уходил, но все равно мне было приятно стоять вот так на балконе и разговаривать о том, что меня интересовало.
– Никогда тебя таким не видел, – произнес я. – Когда же ты так изменился?
– Глупая история, – махнул Андрей. – Если хочешь, спроси у Шведа. Он расскажет. Я ведь его лет двенадцать знаю.
– А ты не расскажешь?
– Я не люблю рассказывать об этом… Хотя, пока пьяный, могу рассказать. Все равно ты завтра про это забудешь.
– Не забуду.
На балкон вышел Кирилл.
– Я тоже покурю. Вас, я вижу, на разговоры пробило? Слушай, Шольц, здесь спальня изнутри закрывается?
– Да.
Мы помолчали.
– Хорошо. Тогда попытаюсь Катюшу уломать… Она, мне кажется, уже созрела. А то эти пьяные рожи вламываться будут, как всегда. Хорошо, что закрывается.
– Вы все пьете? – спросил Андрей.
– Бельмуд уже спит, а Бар с Глайзером за пивом пошли. Не хватило пива. Да, сейчас Оля придет – Швед ей только что позвонил. По-моему, он уже вышел ее встречать. Ладно, пойду я.
– Желаю успеха, – усмехнулся Андрей.
Кирилл ушел.
– Молодец, Омар, – произнес Андрей. – Он действительно Катю любит.
Я пожал плечами; он вздохнул.
– Так вот. Два года назад я познакомился с девушкой – хорошенькой и очень обаятельной. Имя называть не буду, оно тебе ничего не скажет. Это была моя первая любовь, первая девушка, первый поцелуй. Она была очень яркой, независимой, эффектной, а я, наоборот, считал себя уродом и занудой. И даже когда она согласилась со мной встречаться, решил, что она просто шутит. Зато потом я стал самым-самым, как мне казалось, счастливым человеком на свете. Я безумно любил ее и думал, что она так же любит меня. Тогда я и начал писать стихи.
Андрей помолчал. Внизу прошел парень с включенным магнитофоном. Пел Цой. «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра-а-а…»
– Видя, что со мной творится, Швед пытался повлиять на меня, но я никого не слушал. Я уже жил в придуманном мной мирке, где существовало только двое – я и она. Все остальные были так невообразимо далеко, что казались бесплотными призраками.
А потом, внезапно, наши отношения прервались. Грубо так прервались – я узнал про ее многочисленные измены. Но дело даже не в этом. Моя беда заключалась в том, что я был робким и тихим, а ей нравились парни агрессивные и наглые; я боялся лишний раз дотронуться до нее, а она хотела секса. Я считал, что с милой рай и в шалаше, а она поднимала меня на смех… Я попал в жуткую депрессию и во всем винил себя. Но в конце концов все это пошло мне на пользу. Когда я немного успокоился – где-то через полгода, то совсем изменился.
– И ты больше никого не любил?
– Шольц, дорогой, – почти вплотную наклонился ко мне Андрей. – Я девушек просто презираю и сплю с ними с презрением, только ради того, чтобы доказать себе что-то. Я девушек ненавижу, понимаешь? Когда я дарил им цветы, они смеялись надо мной, твари. А я продолжал боготворить их. Теперь, слава богу, ко мне пришло прозрение – я наконец понял одну простую истину – нет ни одной девушки, которая была бы достойна меня! Они уже сами вешаются мне на шею, а я этим пользуюсь – отчего же не пользоваться, Шольц? И ты знаешь, некоторые даже влюбляются в меня, но видно, не судьба. Кстати, совсем недавно, дня три назад, одна девушка сказала мне: «Ты очень жестокий. Знаешь песню про гранитный камушек в груди? Это про тебя». Такие дела, Шольц.
