«Это возможно, – подумал Волков. – Сойти с ума проще простого».
– Вы вчера выясняли отношения?
Маша горестно кивнула.
– Он сказал, что здесь не останется, если я... если я не буду с ним. А я не могу. У меня муж хороший, Павел Николаевич! Правда, очень хороший!
Вот этого Волков решительно не понимал, не понимал, и все тут! Должно быть, из-за того, что просто был мужчиной.
Если муж хороший – правда, очень хороший! – тогда для чего тебе еще любовник?! Это же так сложно, так утомительно: врать, придумывать, метаться, стирать в телефоне «набранные номера» и «эсэмэски», придумывать причины опозданий с работы и отсутствия в выходные! И главное – зачем?!
Зачем проделывать все это с близким человеком, глядя в его ожидающие глаза?!
Ты знаешь, сегодня был день рождения шефа, и он пригласил всех в ресторан! А в субботу я поеду с Лилей на книжную выставку, хорошо? Ты отвезешь нашу девочку к маме или сам с ней посидишь? Тридцатого у нас тоже мероприятие, я буду поздно, ты меня не жди, ладно, зайка?..
Все это пронеслось у Волкова в голове, и он вдруг как будто со стороны увидел собственную жизнь, отдаленно напоминающую все эти только что промелькнувшие картинки.
Юлька?! Его жена?! Лучшая женщина на свете, так уверенно взявшая за руку рассудительного бедолагу-гнома, который, должно быть, пропал бы, если б не она!..
Стукнула дверь, дернуло сквозняком, и, превозмогая стук лошадиных копыт и звук начищенного гонга в голове, Волков оглянулся.
– Что вы к ней пристали? – мрачно спросил вошедший Осипов. – Какое вам дело до нас?!
Никаких «нас» нет, в этом все дело. Это тебе хочется, чтобы были. А у нее «муж хороший», дочь и Новый год на носу.
Ты так и не понял?
– Послушайте, – сказал Волков, морщась, – мне нет дела до ваших... личных отношений. Мне важно знать, кто и зачем мне врет, и пока получается, что врут все!
– Я вам не врал.
– Тише, – попросил Волков. Лошадиные копыта заглушали все. – Вчера вечером вы вышли из бильярдной, заглянули в эту комнату и вернулись обратно, да?
– Я сказала, чтобы он зашел минут через двадцать, – объяснила честная Маша.
Волков кивнул.
– Вы зашли через двадцать минут, оставив Рыбалко и Камаровского играть на бильярде. Вы долго разговаривали, а потом ушли. Верно?
Осипов кивнул.
– В результате объяснения вы поняли, что ничего не изменится, и вам стало совсем тоскливо.
Осипов смотрел на него молча.
– Вы решили уволиться, чем раньше, тем лучше, и прямо с ходу написали заявление. Поэтому вы там вчерашнее число поставили, а не сегодняшнее, да?
Осипов пожал плечами.
– Вы отсюда вышли вместе?
– Нет, – сказала Маша Данилова. – Игорь... убежал, а я еще какое-то время сидела. Я плакала, понимаете?.. Я не могу так сразу, а он очень... решительный. А потом, когда закричали, что Сиротин упал, я тоже выбежала...
Волков посмотрел на Осипова, который мрачнел с каждой секундой.
– Игорь, вы видели кого-нибудь в коридоре?
У Осипова стало лицо, как у архиепископа Кентерберийского, которого в середине проповеди прихожанин из последнего ряда спросил, который теперь час.
– В коридоре?! – переспросил он с изумлением. – В каком коридоре?!
Он думал о Маше, о своей необыкновенной, единственной в мире любви, о своих необыкновенных, никогда не бывавших ранее отношениях с любимой, у которой есть муж и дочь, о своих несбывшихся надеждах, о несправедливости жизни, а тут вдруг какой-то коридор!..
Такая проза.
– Вы никого не видели? – терпеливо повторил Волков. – Вы выскочили, нервничали, побежали заявление писать, или куда вы побежали? Курить?
– Нет, к себе. Я здесь много курил.
– Это я знаю. В коридоре никого не было?
– Усков был, – сказал Осипов, который вдруг вспомнил. – Точно, был Усков. Он в окно смотрел, а в руке у него кружка была. Он мне еще стал объяснять, что за водой ходил, чтобы кофе сделать...
Ну да. А через несколько секунд погиб Сиротин. Может, через минуту.
– Ваше заявление я подпишу, – сказал Волков Осипову. – Если хотите, подпишу даже вчерашним числом. Так что завтра можете на работу не приходить.
Глаза у Маши Даниловой, примерной жены, отчего-то налились слезами.
Осипов помедлил, а потом сказал:
