Учитель Виталий Иванович подошел к ней однажды и осторожно дотронулся до ее плеча.
— Что такое, Валя? Почему ты плачешь? — спросил он, погладив ее по голове.
— Ничего не умею, — сказала Валя сквозь слезы.
Весь класс обернулся в нашу сторону. Учитель взял Валину тетрадь. В этот день мы писали букву «о». Валя никак не могла вывести ровные строчки. Буквы у нее вылезали из клеток, разбегались в стороны, то большие, то маленькие, как следы колонка. Учитель посмотрел в мою тетрадь.
— Тебе, Валя, надо больше стараться. Ты видишь, как старается Кимонко. У тебя тоже получится. Не надо выпускать буквы из клетки. Пиши так, как будто ты рисуешь бусы. Вот видишь одна бусинка, вот другая, третья… Они ведь все на одной нитке. Все одинаковы. Верно? Вот и пиши.
— Лучше я домой пойду, — всхлипнула Валя, сморкаясь в подол своего форменного платья.
— Разве у тебя нет носового платка? — Виталий Иванович вытянул у нее из-под обшлага беленький платочек. — Не плачь, пожалуйста.
С передней парты приподнялся парень. Вихрастая голова его затряслась над притихшими рядами. Он скорчил гримасу и громко по-русски сказал:
— Башка тугая, наверно. Что говорит, сама не знает… — И добавил по-нанайски: — Если не хочет учиться, пускай едет домой. Наверно, замуж, что ли, захотела…
Я отлично понял его. Наши взгляды встретились. Во время перемены я подошел к нему. Парня звали Чокчо Бельды. Он был немного моложе меня. Непокорные волосы торчали у него на голове, словно перья. В косо поставленных глазах, узких и длинных, как два листика тальника, сверкнули озорные искорки.
— Зачем так обижаешь девушку? — спросил я по-нанайски.
— Она всегда такая. Все время плачет. Букву «А» проходили, тоже ревела, как лосиха.
— Надо помогать ей. Зачем обижать девушку?
— Возьмись помогать. Сидишь с ней рядом. Помоги. Может, замуж возьмешь?
— У меня есть жена. Давай не будем ссориться.
— Ладно.
Чокчо Бельды засмеялся. Длинные листики-глаза сузились еще больше. Сверкнули белые зубы со щербинкой. Широкий, приплюснутый нос в улыбке поплыл к щекам.
— Пойдем сегодня после занятий в город, — сказал он, пропуская меня вперед. Мы вошли в класс.
Дни текли за днями. На десять рублей, которые дал мне Гольду, я купил себе шапку. По вечерам в клубном зале техникума показывали кинокартины. Я сидел рядом с Чокчо Бельды и, уцепившись за его руку, боялся, что поезд с экрана сойдет прямо на нас.
Зимой я встретил на улице Наталью Алексеевну. Она сказала, что уезжает в Ленинград учиться. Бакланова дала мне свой адрес и просила писать. По дороге я вспомнил, что давно ничего не слыхал о своих родных и они обо мне ничего не знают. Как написать им письмо?
Однажды в коридоре меня остановила Дуся Кялундзюга. Она училась на втором курсе. Мы виделись с ней редко.
— Ты уже ходишь без палочки?
— Да. Теперь совсем поправился.
— Как учишься?
— Так. Понемножку. Как будто хорошо.
— Домой не собираешься? Скоро каникулы.
— Нет. Мне ведь далеко. За две недели успею только туда и обратно дойти. Ты вот что… помоги мне написать домой письма.
— Приходи ко мне вечером. Напишем.
В комнате, где жила Дуся, стояло шесть кроватей. Все они были убраны по-девичьи нарядно: на подушках кружево, вышитые коврики, на стенах много фотографий. Посредине комнаты стоял большой стол, покрытый белой скатертью. Я не решился войти туда и вызвал Дусю в коридор.
— Давай найдем пустой класс. Там сядем, — сказал я. — У вас тут много девушек. Будут смеяться.
Мы сели с ней за парту и написали два письма. Одно — моим родным, другое — Кяундзе. Удэгейские слова мы писали русскими буквами. Я решил, что, когда в Джанго получат мои письма, то найдут способ узнать, что в них написано. Там в кооперативной лавке теперь работал Иван Васильевич Жарков, тот самый охотник, который когда-то поднял лесных людей на борьбу с японцами.
В письме я сообщил, что давно расстался с костылями, бросил даже палочку и теперь совершенно здоров. Написал, что живу хорошо, учусь и летом обязательно приеду на побывку. Впоследствии я узнал, что, получив мое письмо, дома не поверили. Бабушка все время плакала. Шаманы сердились. Но я учился и с каждым днем узнавал все больше. Передо мной раскрывался огромный светлый мир, о котором я не имел понятия раньше.