— Спасибо.
Глаза у него были светлые, как река. Около них уже сбегались морщинки. В пышных русых волосах, зачесанных вверх, путалась наутинками седина. Пока он пил воду, я смотрел на его впалые небритые щеки, на широкий подбородок с ямочкой и чувствовал, как у меня перехватило дыхание. Сердце в груди забилось быстро-быстро. Что-то острое, горячее подступило к глазам и обожгло их внезапно. Он поставил стакан на столик. Он уже сделал один шаг, но я удержал его за руку:
— Багдыфи, луса!
Он остановился удивленный.
— Здравствуй, ты откуда меня знаешь?
— Я тебя узнал.
— Постой, постой! Почему я не знаю тебя? Ты кто?
Он смотрел на меня широко открытыми глазами, не выпуская моей руки из своей. Так, не разнимая рук, мы подошли к круглому столику и сели рядом.
— Я Джанси Кимонко. Удэгейцев знаешь? Хорских удэгейцев помнишь?
Волнуясь и кое-как подбирая слова, я стал вспоминать нашу встречу на морском побережье. Мы расстались с ним в Самарге. Это было шесть лет назад. Тогда под японскими пулями, сквозь клубы порохового дыма я возил партизанам оружие и продукты. Несколько дней подряд я не выходил из своей оморочки. Но самый тяжелый груз мне досталось везти однажды, когда в бою был ранен командир отряда. Я доставил его в санитарный лагерь. Тогда мне казалось, что он не выживет. Он так тяжело стонал. Помню, я еще бегал в деревню, туда, где когда-то нас встречала русская женщина. Она называла его Сашей. Мне хотелось сказать ей тогда, что Саша ваш умирает, и я побежал на край деревни. Но там, где стояла изба, я увидел только черные балки и пепел. С тех пор прошло шесть лет. И вот Александр Петрович Соловьев сидит со мной рядом, слушает меня и старается вспомнить, как все это было.
— Так вот ты откуда! Теперь понимаю. Да… — вздохнул он и стал расспрашивать, как я жил с тех пор, когда ушел с Самарги.
Он не знал, что вскоре после событий на морском побережье мы всем семейством перекочевали через перевалы Сихотэ-Алиня в долину Хора, где было страшно жить лесному человеку. Я рассказал ему всю свою жизнь. Когда в коридоре показались врачи, мы разошлись по палатам. Вечером Александр Петрович опять сидел за круглым столиком. Увидев меня, он приподнялся, указал рядом свободное место:
— Садись!
Я осторожно притронулся к его забинтованной руке и спросил что с ним случилось, как он попал в больницу. Александр Петрович отложил в сторону газету. По его лицу пробежала тень, как на сопки ложатся тени от набегающих облаков.
— Я тоже охотился…
— Где?
— По Уссури. Знаешь такую реку?
— Знаю. Падать пришлось, наверно?
— Да. — Он прищурился, и лицо его опять посветлело, как будто мимо сопок уже пронеслись облака.
— По каким притокам Хора можно переваливать к морю? — спросил он, придвигаясь ко мне поближе. Я взял карандаш, стал чертить на бумаге знакомые мне до малейшей излучины рек. Александр Петрович внимательно следил за моей рукой. Иногда он переспрашивал названия рек. Тогда я не знал, что этот человек пройдет через всю мою жизнь, как светлый луч проходит через темный, дремлющий ельник.
Меня выписали из больницы раньше, чем Соловьева. Переодевшись в охотничью одежду, я подошел к зеркалу. Невысокий ростом парень в темно-синей рубахе-мокчо, подпоясанный красным поясом, в синих штанах, заправленных низко у щиколотки в смешные с загнутыми кверху носками улы, стоял опираясь на палочку и улыбался. Неужели это я? Вместо черных кос, обвитых тесьмой, на стриженой голове топорщились короткие волосы.
Я прикрыл голову фуражкой, которую мне принесла няня. Уши из-под фуражки как-то странно торчали. Я едва преодолел смущение, выходя на улицу. Доктор пожелал мне счастливого пути. Я крепко пожал ему руку. Я считал себя самым счастливым человеком на земле и радовался так, как будто за плечами у меня вырастали крылья.
Александр Петрович стоял на крыльце, когда я вышел из больничной ограды, размахивая палочкой.
— До свиданья, Джанси. Может быть, когда-нибудь увидимся.
Я оглянулся в последний раз.
— До свиданья, Александр Петрович!
Улица покатилась на меня шумным потоком незнакомых людей, грохотом автомобилей, свистками, звоном, стуком колес. Над большими домами трепетали красные флаги. Здравствуй, новая жизнь моя, здравствуй!
