5
Поднявшись к себе в комнату, он зажег настольную лампу и уселся с тетрадкой Гали в кресло. Он с удовольствием выпил бы кофе и пожалел, что не воспользовался предложением Герберта, у которого, вероятно, была электрическая плитка или кипятильник. С трудом дочитав до конца доклад-реферат Генриха Дамбахера — весьма умеренный, осторожный в формулировках, — Покатилов неожиданно почувствовал, что его клонит ко сну. Благоразумнее всего было бы немедленно выключить свет и, раздевшись в темноте, залезть в квадратную постель под пуховое одеяло. Но привычка взяла свое: он достал чистую пижаму и направился в ванную.
Раздался чей-то деликатный стук в дверь.
— Айн момент, — сказал он и сунул пижаму под подушку. — Пожалуйста. Райн.
За дверью стояла Галя. Она держала на весу небольшой никелированный кофейник.
— Вы еще не ложились? — удивился Покатилов.
— Я переводила кое-какие печатные материалы, а потом ко мне пришли Мари с Яначеком и голландцем.
— Звали в «Мулен-Руж»?
— Просили повлиять на вас, чтобы вы поехали с ними, а когда я сказала, что не могу на вас влиять, Мари затащила меня к себе и попросила передать это. — Галя кивнула на кофейник.
— А мне как раз очень хотелось кофе. Заходите, пожалуйста.
— Не поздно? — Покачиваясь на высоких каблуках, Галя прошла к столу, поставила кофейник рядом с лампой, обернулась со сконфуженной улыбкой. — Так вкусно пахнет…
— Выпейте чашечку за компанию.
— Выпила бы, а то я замерзла, но боюсь, потом не усну. Почему они не отапливают комнаты?
— Обычно в это время здесь уже довольно тепло. Присаживайтесь и… не обращайте внимания на беспорядок. Это следы нашей дискуссии с Гардебуа. — Покатилов сдвинул к краю стола немытые стаканы. — Если боитесь пить кофе на ночь — могу предложить в виде исключения двадцать граммов «мартеля» — для сугреву, как говорят у нас в Вологде. Презент моего друга Анри. Что хотите?
— Двадцать граммов в кофе. Только давайте сперва помою стаканы. Другой посуды нет?
Кофе был крепким, душистым, огненно-горячим. Ему стало жалко перебивать кофейный аромат, и он плеснул себе из сувенирной бутылки в пластмассовый стаканчик — крышку от термоса.
— Ваше здоровье, фройляйн. Прозит! — пошутил он, приподняв стаканчик. — Сейчас отогреете душу французским напитком, наденете русские шерстяные носки и — под немецкую перину. Есть с собой шерстяные носки?
Галя утвердительно качнула головой, глядя на него своими большими, чуточку воспаленными глазами. Как и утром, Покатилов был в костюме, в галстуке, с пробором в серебряно-черных волосах.
— Константин Николаевич, Яначек говорил, что перед освобождением в апреле сорок пятого года вас пытали в крематории. Это верно?
«Когда-то что-то подобное уже было со мной», — подумал он устало и, пересилив себя, улыбнулся.
— Раз говорил Яначек, значит, верно. Он человек положительный, хотя и не доктор и даже не инженер. Вы заметили, как ценятся здесь эти звания? Например: доктор-инженер Хюбель…
Галя не сводила с него широко раскрытых глаз, смотревших слегка недоверчиво.
— Мари называет вас героем Брукхаузена… Почему же советник по культуре не предупредил меня об этом?
— Мари преувеличивает. Она все время подтрунивает надо мной. Интересно, они все-таки уехали в Вену?
— По-моему, нет. Кажется, голландец уснул. Он что, с горя пьет?
— Скорее, по привычке, Сандерс — выходец из богатой семьи. А вообще, вам может показаться, что мои товарищи слишком часто прикладываются к рюмке… Минутку, Галя. Во-первых, здесь, как и во Франции и в Италии, к еде принято подавать молодое виноградное вино — вроде нашего кваса. Во-вторых, на приемах, как известно, тосты произносятся с бокалом в руке. Таков ритуал…
— Я знаю это, Константин Николаевич. Я хотела спросить о другом… Неужели этот голландец, Сандерс, тоже был членом подпольной организации?
— Он был храбрый парень. Он тайно портил детали крыла «мессершмитта» в лагерных механических мастерских, где заставляли работать заключенных.
— Выходец из богатой семьи?
— В Брукхаузене нас объединяла общая цель: сопротивляться, вредить фашистам, чем только возможно, и, конечно, не дать уничтожить себя… В том-то и состоит наша с вами, Галя, задача: понять, остался ли прежний антифашистский дух у таких товарищей, как Гардебуа, Сандерс, Яначек, могут ли и хотят ли они по-настоящему продолжать борьбу против старого врага.
