— Подойдет, — ответил Кариев и отправился по указанному адресу.
Машина долго крутилась в узеньких пыльных улочках городской окраины. Дувалы угрюмо смотрели на покрывающуюся бархатным слоем пыли машину. Но Кариев знал, что насупленные дувалы скрывают за собой зеленую сень виноградников, сейчас тяжелевших от сочных прохладных гроздей, и деревья, усланные яблоками, грушами, айвой.
Шофер ругал себя за то, что решил поехать «прямой» дорогой, а не так, как ездят все, — по кольцевому шоссе, проложенному для троллейбусов и автобусов. Эта прямая дорога, лет пятьдесят тому назад вымощенная крупным неровным булыжником, грозила вывести машину из строя.
Но вот, вырвавшись из пыльных тисков узеньких улиц, машина помчалась по своеобразной строительной площадке. Дувалы здесь были снесены, и вся роскошь садов открылась человеческому глазу. Среди садов поднимались жилые корпуса новорожденного района города. Часть корпусов была еще только каменными коробками без окон и дверей. Вокруг этих коробок кипела работа. Строители торопились до осенних дождей превратить каменные коробки в уютные жилые дома.
Но большинство корпусов было уже обжито. На открытых окнах колебались от ветра занавески, слышалась музыка, и в затененных деревьями и виноградниками дворах звенели детские голоса и смех.
Машина остановилась у одного из обжитых домов. Вместо ворот стояли два каменных столба, от которых начиналась металлическая узорная решетка ограды. Но по высоте и добротности этих столбов, по массивности крючьев, вделанных в них, можно было догадываться, что скоро здесь будут навешены высокие и красивые ворота, подстать искусному металлическому переплету ограды.
Оставив машину возле дома, Кариев вошел во двор и огляделся. Во дворе было шумно и весело. К сожалению, ни один из веселящихся напропалую граждан не мог помочь Кариеву по той простой причине, что самому старшему из них было не более шести лет. Видимо, в эти часы тенистый двор находился в безраздельном владении детворы. Старшее и среднее поколение на работе или в школе, мамы заняты стряпней, и детвора, предоставленная сама себе, чувствовала себя хозяином двора.
Придется зайти в чью-нибудь квартиру, — подумал Кариев и направился дальше. Но в этот момент из дальнего крыла дома вышел мужчина и, усевшись на скамейку в тени дерева, углубился в книгу. Кариев обрадованно направился к нему.
Подойдя ближе, лейтенант увидел, что если возраст половины играющих во дворе малышей сложить вместе, то и тогда навряд ли он сравняется с возрастом углубившегося в книгу человека. На скамейке под деревом сидел глубокий старик. Только на висках у него кудрявились несколько совершенно белых прядей, а череп был гладким, как бильярдный шар. Глубокие морщины избороздили крупное, скуластое лицо с упрямо выдавшимся вперед, чисто выбритым подбородком. Когда-то это был высокий и могучий мужчина, но предательская старость превратила его в худого и сутулого старика. Накинув на костлявые, все еще широкие плечи просторный халат, он сидел, откинувшись на спинку скамейки. Правая рука была скрыта под халатом. Книгу он держал в левой, далеко отставленной руке, и читал без очков.
— Можно мне вас побеспокоить? — почтительно спросил Кариев старика, подойдя к скамейке.
— Пожалуйста, беспокойте, — ответил тот и, положив развернутую книгу на колено, взглянул на Кариева. Тот был поражен. На него смотрели совсем не стариковские глаза. Голубые, не помутневшие от старости, они были полны жизни и почти детского любопытства. — Садитесь вот рядом и беспокойте, — повторил старик и подвинулся.
— Здравствуйте, — смущенно поздоровался Кариев.
— Здравствуйте, — кивнул головой старик.
— Скажите, вы давно живете в этом доме? — спросил Кариев и не добавил так и вертевшееся на языке слово «папаша». Сам еще не понимая почему, он сразу почувствовал к этому старому человеку расположение и глубокое уважение, не допускавшее даже почтительной фамильярности.
— Со времени его основания. С лета одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого от рождества Христова, — совершенно серьезно ответил старик, в то время как глаза его весело смеялись. — Самым первым был вселен сюда по особой милости нашего горсовета.
