— Зачем ты уходишь из «Счастливого»?
— Так надо, отец, — ответил Дмитрий. — Ухожу.
— Семен знает? Твоя жена знает об этом? — требовательным тоном допытывался Мерген.
— Знают, — кивнул Дмитрий и, видя недоверие на лице старого охотника, добавил: — В город, к майору Кретову иду, помогать искать убийцу гвардии полковника. Только прошу тебя, молчи об этом.
Лицо Мергена посветлело.
— Правильно делаешь, — одобрительно кивнул он головой. — Ты шофер, иди узнай, какой шофер привозил черных людей в «Счастливое» в ночь гибели Искандера. След машины видел?
— Нет. Где он? — спросил Дмитрий.
— Ты идешь помогать чекистам, а оставляешь здесь начало следа врагов. Пойдем, я тебе покажу.
Старик прямо через поля провел Дмитрия к месту, которое осматривал с Кретовым. След еще сохранился.
— Видишь? — указал он на отпечаток покрышек машин. — Сюда приезжали и отсюда уезжали на машине с таким колесом убийцы Искандера.
— Ловко разобрались, — удивился Дмитрий. — Да вы, отец, настоящий разведчик.
— Я охотник, — поправил Бубенца Мерген. — Сейчас охочусь за теми, кто убил Искандера.
— След приметный. Пойду в город пешком. Если машина свернула с шоссе, пойду по следу, — пообещал Бубенец.
— Передай от меня привет молодому чекисту, приезжавшему сюда. Скажи ему: Абдукадыр не забыл своего обещания.
— Обязательно передам, — заверил Дмитрий, прощаясь со стариком. — Ну, я пошел, отец.
— Иди. А мне надо к Семену. Сейчас Семке очень тяжело. В его доме убили Искандера.
10. МАШИНУ ВЕЛ ГАНИ РУСТАМОВ
На рассвете девять сильно запыленных грузовых машин остановились на самом въезде в город перед полосатым железнодорожным шлагбаумом. Две пары рельс, тускло поблескивая, с одной стороны уходили в бесконечную даль, с другой, отлого изгибаясь, скрывались в пригородных садах. Оттуда, из-за поворота, слышалось надсадное дыхание паровоза и гул приближавшегося тяжело груженного состава.
Шофер головной полуторки, пожилой коренастый мужчина, распахнув дверцу, встал на подножку и пересчитал взглядом выстроившиеся в одну ленту грузовики. Недоумевающе пожав плечами, он окликнул шофера последней машины:
— Генка! Карауловская машина не догоняла?
— Не видал! — прокричал в ответ звонкий голос. — Они, Карп Иванович, как отстали вначале, так и не показывались.
Карп Иванович недовольно сплюнул, еще раз вгляделся в даль пустынного в этот ранний час шоссе и, тяжело опустившись на сидение, стал закуривать. Через переезд, громыхая, медленно потянулся бесконечный состав товарных вагонов.
— Может, им, дядя Карп, левая работенка подвернулась, — высказал догадку сидевший рядом с Карпом Ивановичем ученик, измазанный в пыли и масле юноша.
— Чепуху городишь, — сердито буркнул старый шофер. — Иван Семенович на левую не кинется. К тому же с ним механик.
— Что же, механик, так, значит, и святой? Святые в тюрьму не попадают.
— Помолчи, пацан! — прикрикнул на своего ученика Карп Иванович. — Не с твоим умом судить! — Затем, сам недовольный сорвавшейся с губ грубостью, рассудительно объяснил:
— Гани сидел не за жульничество. Авария у него была. Это со всяким может случиться. Опять же освободили Гани из тюрьмы досрочно.
Но характер ученика был не из покладистых. Помолчав немного, он шмыгнул носом и, как бы между прочим, добавил:
— Освобожден, но не реабилитирован.
— Ну да, амнистирован, — согласился Карп Иванович.
— Вот и я про это говорю, — усмехнулся паренек. — Амнистирован — это значит был виноват, осужден правильно, сидел за дело, а освобожден потому, что ему простили.
Карп Иванович сердито повернулся к ученику. Ершистая самостоятельность суждений паренька нравилась ему, и стычки, подобные этой, нередко происходили в кабине его полуторки. Но сейчас он, нахмурившись, посмотрел на юношу и укоризненно сказал:
— Эх, ты, прокурор чумазый. Государство простило Гани его аварию, народ простил, а ты все не прощаешь. Тоже мне, цаца сверхбдительная.
— Да я ничего, дядя Карп, — смутился юноша. — Я против Гани Рустамовича ничего не имею. Механик он толковый, знающий, и человек душевный.
— Ну то-то! — проворчал Карп Иванович, включая скорость. Полосатая жердь шлагбаума медленно поползла вверх. Переезд освободился.
