— Тогда придется пристрелить собаку, — принял решение полковник.
— Разрешите, я попробую, — попросил Кариев. — Жаль пса губить.
Но овчарка встретила его с такой злобой, что массивная цепь, казалось, могла порваться от яростного напора пса.
— Придется пристрелить, — сказал Голубкин и вытащил пистолет.
— Зачем губить божью тварь? — неожиданно иступила в разговор жена Коновалова. — ЯЗабалуя сейчас в кладовушку запру. Никому он мешать не будет.
— Ты что это… старая, — изумленно уставился на жену Коновалов, — спятила?
— Живой о живом думает, Севастьян Парамонович, — с боязливой почтительностью ответила мужу старуха и затем, повернувшись к Голубкину, объяснила: — Дом-то, гражданин начальник, мне принадлежит, на меня записан по всей законности. И виноградник мой, и пес мой, так что губить их без надобности не позволю.
— Рано хоронить начала, кикимора! — прошипел Коновалов.
— А это уж власти как захочут, так и решат. Против рожна не попрешь, Севастьян Парамонович, — твердо ответила старуха и, спустившись с террасы, уверенно направилась к собачьей будке.
Огромный, зверского вида пес весело побежал за хозяйкой, совсем не собираясь разрывать ее, как это предсказывал Коновалов. Запертый в кладовку, он больше не подавал голоса, и работники розыска спокойно занялись исследованием его конуры.
Догадка Голубкина оправдалась. Собачья будка, кроме своего прямого назначения, служила прекрасной маскировкой для наиболее важного коноваловского тайника. Когда из будки вытащили куски рваной кошмы, служившей подстилкой Забалую, и выгребли чуть не полмашины опилок, то под тонким слоем утрамбованной земли оказалась крышка люка, сколоченная из толстых сосновых досок. Под этой крышкой в, глубокой яме, первоначально служившей Коновалову для хранения овощей, и было обнаружено основное «барахло» Каракурта.
Наблюдая, за тем, как. Кретов и Кариев скрупулезно записывают в протокол каждую вещичку, извлеченную из ямы, Голубкин неожиданно для себя растрогался. Молодые офицеры милиции делали свою работу со всем возможным старанием, стремясь поточнее определить характерные признаки каждой драгоценности. Ни у одного из них не возникло даже мимолетного желания обладать этой грудой золота. Для Кретова и Кариева это были просто дорогие и красивые вещи, предметы, похищенные преступниками у советских граждан, предметы, которые, наконец, удалось разыскать, чтобы возвратить их настоящим хозяевам. Сколько людей завтра будет обрадовано вестью о том, что вещи, которые они считали утраченными навсегда, найдены. Сколько молодых девушек, работниц или студенток, радостно улыбнется, застегивая на руке браслетку золотых часов или прикапывая блестящую брошь к своей новой блузке. Право, для того, чтобы даже не увидеть, а только подумать об этих улыбках, стоило не спать ночей и рисковать, разгадывая и обрывая преступные пути Каракурта и его подручных. Но Голубкин сразу же пристыдил себя за невольно возникшее лирическое настроение. «Пока еще нечем гордиться, старик, — упрекнул он сам себя. — Каракурт пойман, но не сразу. Он успел немало навредить. Да и не все еще Каракурты раздавлены.
Иван Федорович заранее был уверен в том, что на допросе Каракурт будет вести себя необычно, не так, как другие преступники. «Что же он сейчас предпримет? — думал полковник, готовясь к допросу. — Разыгрывать раскаяние для него бесполезно. Уже было, и даже в нашем городе. Подставить вместо себя кого-нибудь из своих соучастников, как у него получилось в деле Сивоконя, тоже не выйдет. Показаниями своих сообщников он уже полностью изобличен. Самылкин достаточно опытен и, конечно, понимает, что за свои преступления он может ожидать только одного приговора — расстрела. Какой же метод борьбы за то, чтобы этот приговор не состоялся, он изберет?»
Под вечер, вернувшись в управление после обыска у Коновалова, полковник Голубкин не стал вызывать Каракурта на допрос. Поручив Кретову допрашивать Коновалова, Иван Федорович, вопреки своему обыкновению, решил рано отправиться домой. Нужно было как следует отдохнуть, выспаться, наконец, просто все обдумать перед поединком с преступником. Собственно говоря, этот поединок имел для полковника Голубкина чисто моральное значение. Дальнейшие мероприятия по делу Самылкина будут проводить органы Государственной безопасности. Конечно, все подручные бандита — обычные уголовные преступники, но сам Каракурт… Ясно, что в его биографии есть такие загадочные моменты, которые мерами уголовного розыска не раскроешь. Вот, например, эти его подозрительные гастроли в крупные портовые города на юге… Да и убийство Александра Даниловича Лобова не связано с уголовной деятельностью шайки. Это террористический акт, совершенный лично Каракуртом, правда, с помощью Сивоконя, Коновалова и, может быть, еще кого-нибудь. Но этим уж займутся органы госбезопасности. Уголовный розыск сделал все, что мог. Иван Федорович запер бумаги в сейф и направился домой.