В последнюю минуту прибежал Юра. Путивцев уже волновался: не опоздал бы. Провожающих попросили из вагона. Пантелей вышел на перрон с Анфисой и дочкой.
— Папка, приезжай скорей, — чмокнув отца в щеку, сказала Инночка.
— Ты смотри не задерживайся. И вообще… — Анфиса всплакнула на прощанье, обняв мужа.
— Ну, ну, мать…
Раздался свисток. Пантелей вскочил на подножку. Поезд тронулся.
Теперь можно было осмотреться, освоиться «с техникой». Это свет, а это что за кнопка? Путивцев нечаянно нажал на нее. Пришел официант из ресторана:
— Чего желаете?
Юра быстро сообразил, в чем дело, распорядился:
— Два пива…
— Шустрый ты, Юра. Это хорошо. Чувствую, с тобой не пропадешь, — похвалил его Пантелей Афанасьевич.
— Не пропадете, — пообещал всерьез Юра. — Я еще когда в университете учился, был помоложе, и то впросак не попадал.
— Сколько же тебе лет, Юра?
Тополькову оказалось двадцать пять лет, но на вид ему больше девятнадцати дать было невозможно. Вихрастый, курносенький, растительность на подбородке жидкая — пух один.
— Моложавый ты, однако, Юра… — сказал Пантелей Афанасьевич.
— Беда прямо, — пожаловался Юра. — Все меня за мальчика принимают, вот и вы тоже… А ведь у нас разница всего в восемь лет…
Поезд шел мягко, «Вагон Ли» катился, как пролетка на дутых шинах, — ни стука, ни резких толчков, только сонное покачивание. «Хорошо. Высплюсь как следует», — с удовольствием подумал Путивцев, укладываясь на мягкой полке. Купе было двухместным, и обе полки — нижние, удобно. Включили ночной свет, настольную лампу на столике.
Пантелей Афанасьевич раскрыл брошюру, купленную на вокзале. Привлек броский заголовок: «Даешь советские дирижабли!» На обложке был изображен дирижабль, парящий над индустриальным пейзажем.
Тощая брошюрка на шестнадцати страницах, забитых подслеповатым мелким шрифтом, вышедшая в типографии «Крестьянской газеты», ратовала за развитие дирижаблестроения в СССР.
«Дирижабли будут реять над громадными просторами Страны Советов, будут связывать далекие окраины с центром, будут вести исследовательскую работу над неизведанными землями — словом, будут помогать строить социализм в СССР».
Авторы брошюры приводили убедительные аргументы в пользу дирижаблей. Тонно-километр на дирижабле обходится значительно дешевле, чем на автомобилях и самолетах, а если учесть, что дирижаблям не нужны дороги и аэродромы, то…
«Лихо пишут, однако будущее не за дирижаблями, друзья мои, а за самолетами», — подумал Пантелей Афанасьевич. Путивцев с любовью относился к дирижаблям. На дирижабле как артиллерист-корректировщик в 1917 году он впервые поднялся в воздух и открыл для себя небо.
Заинтересовало Пантелея Афанасьевича сообщение о том, что американцы построили такой огромный дирижабль, который мог нести в своем чреве несколько самолетов. Получалось, что этот дирижабль мог доставить самолеты на большие расстояния, а потом выпустить их на цель.
— Юра, что ты думаешь о дирижаблях?
Но Юра уже спал. Книжка с непонятным для Путивцева немецким языком лежала у него на лице. Путивцев осторожно снял ее и выключил свет.
Утром была пограничная станция — Негорелое. Поезд стоял здесь больше двух часов.
Пришли таможенники в темно-синих костюмах. Попросили открыть чемодан.
Таможенник отвернул бельишко, увидел сверток в газете, развернул — там лежал кусок пирога с курагой. Засмущавшись, так показалось Пантелею Афанасьевичу, он быстро закрыл чемодан и сказал:
— Все в порядке, можете следовать. — И уже совсем неофициально спросил: — Как там Москва?
— А вы москвич?
— Да.
— Погода нормальная… Хорош был первомайский парад…
— Мне вот не везет. Никак не могу попасть на первомайский парад. То отпуск не совпадает, то приеду — билета не достану…
— В следующий раз приедете — позвоните мне. Может, что-нибудь придумаем, — пообещал Пантелей Афанасьевич. Понравился ему чем-то этот засмущавшийся молодой таможенник.
Польские таможенники были похожи по крайней мере на генералов. На головах у них были новенькие высокие конфедератки. Мундиры из добротного сукна сияли медью надраенных пуговиц. Были они немногословны и величественны. Брезгливо развернув засаленный сверток с домашним пирогом, поляк весьма заинтересовался брошюрой о дирижаблях. Что-то строго сказал на польском языке Путивцеву. Путивцев и Юра поняли одно: нельзя! Хорошо, что Пантелей Афанасьевич успел прочитать брошюру накануне. Но вот уже и граница позади.
