В тот самый час, когда графиня открывала своему супругу глаза на беспутство Лулу, тот, закончив стенографировать важный доклад о динамике рынка цитрусовых, разглагольствовал в кафе-мороженом в компании своих приятелей. Там он чувствовал себя королем. Его звали «де Мондес», его слушали, от него даже никогда не ждали, чтобы он заплатил по счету. Среди сыновей фрахтовщиков, этих юных масляных принцев и мыльных дофинов, он выглядел истинным аристократом.
Развалившись на стуле перед коктейлем «нуайи-кассис», он говорил о женщинах — веско, со знанием дела. У него в настоящий момент любовница корсиканка, великолепная девица, которая осталась в Марселе из-за любви к нему. Влюблена до такой степени, что порой по ночам начинает рыдать без причины.
— Надо понимать, нервы у них устроены не как у нас. И к тому же она наверняка инстинктивно чувствует, что это не продлится вечно, что скоро конец.
Ибо Лулу начал уставать от нее, как и от других. Всерьез подумывал о женитьбе.
— Мы все вынуждены к этому прийти, рано или поздно. Ведь в наших семьях надо передать имя, поддерживать традиции… А известно, что лучшие мужья получаются из тех, кто бурно провел молодость.
Поскольку приближался час ужина, он отправился к Аллее, весьма довольный собой, высоко держа голову и вышагивая вразвалку. Под платанами он обнаружил господина де Мондеса, который поджидал его, глядя высокомерно и презрительно.
Всю следующую неделю атмосфера в особняке Мондесов была до крайности гнетущей. Драма была тут — ощутимая, очевидная, укоренившаяся, подразумеваемая в малейшем слове, поддерживаемая каждым взглядом и каждым вздохом. Шушукались в уголках у дверей, обменивались унылыми перемигиваниями. Однако никто не находил решения, ни осмеливался его предложить.
Лулу не пытался отрицать. Впрочем, как бы он посмел? Он просто отбивался от всех и пытался переложить ответственность на других. В конце концов, Тереза также виновата, как и он. И потом, семья не давала ему денег, ведь не мог же он поддерживать приличную связь на свое жалованье в Торговой палате! Впрочем, если бы подобное приключение случилось у него с «кокоткой», неприятностей было бы еще больше.
— Тебе надо было всего лишь сделать как все: завести себе замужнюю женщину, — ответила ему мать.
Что касается графа де Мондеса, то он заявил, что в прежние времена Лулу отправили бы на Мадагаскар или по крайней мере в Камерун… И все, счастливого пути.
— В Камерун, нашего бедного малыша! — возмутилась мадемуазель де Мондес. — Влад, у тебя в самом деле нет сердца.
— В первую очередь у меня нет средств, чтобы оплатить его переезд и устроить плантатором, — ответил Владимир.
Теперь, признавшись в своем несчастье, Тереза отбросила всякую сдержанность. Подметала прихожую чуть не под вечер, била по тарелке в день и подавала подгоревшие блюда, шмыгая носом.
— Да что такое с этой бедняжкой Терезой, почему она все время плачет? — спрашивал каноник с, невинным видом.
Он чувствовал себя обязанным разыгрывать неосведомленность, в которую верила одна лишь его сестра:
— Только представьте, такой скандал в доме духовного лица! — стенала мадемуазель де Мондес.
Несчастья идут чередой. Мадемуазель де Мондес, получив пять тысяч франков от одного из своих постояльцев, сложила купюру шесть раз пополам и спрятала ее в горсти, чтобы никто не видел деньги в ее руках. Так она прохаживалась все утро, но потом бумажка куда-то подевалась, и она не могла ее найти. Опять Тереза, конечно… как и с браслетом, о котором теперь не осмеливались говорить.
— Она этим пользуется, шельма, она нас за горло держит, — говорила мадемуазель де Мондес.
Госпожа Александр уже не сдерживалась и с удовольствием сыпала соль на рану:
— Знаете, какие они, эти корсиканцы. Все сумасшедшие, экстремисты. Не дай бог, Тереза как-нибудь утром выбросится из окна, в ее-то состоянии!
— Да уж, — отвечала старая дева, — нам только этого не хватает.
Сплетни в Марселе всегда разносятся через дворы, так что в квартале уже пронюхали о деле. Несчастье Мондесов, поднимаясь по лестницам, прокрадываясь в кухни, медленно распространялось по соседним домам.
