– Оставайтесь, – сказала я. – Только не давайте Константину водку.
– Константин, это кто? – не понял Диляр.
– Кока, – объяснил Женька.
– А-а… А он и не пьет водку. Ему не вкусно. Он только пиво пьет.
Кока ходил в одних трусах, довольный жизнью. Ему тоже нравилось быть в компании. Он не стеснялся своего тела, слегка бабьего, с толстыми ляжками. Молодежь воспринимала его доброжелательно и даже нежно, как больного породистого пса: кормили, гладили, не обижали насмешками. Он был равный среди равных, просто немножко другой.
– Если будете курить, проветривайте, – предупредила я.
– А мы не курим, – сказала девушка с ведром. – Это сейчас не модно. Вред здоровью. Те, кто курят, – неудачники.
Я посмотрела на девушку. Ноги, как у модели. Волосы шелковые и промытые. Смотрит скромно, но с достоинством. Знает себе цену.
Обычно пожилые люди брюзжат на молодежь. Срабатывает зависть. «Зима не даром злится, прошла ее пора». А я люблю молодых. Они красивые. У них большое будущее. А у стариков – маленькое. А у Риммы – его вообще нет.
Я позвонила Римме в больницу и сказала:
– Всё в порядке.
Я не хотела ее расстраивать или пугать. Но мне было понятно: на Женьку оставлять Коку нельзя. Женька слишком занят своей жизнью, чтобы отвлекаться на чужую. Кока будет болтаться у него под ногами, и Женька привыкнет его отфутболивать, чтобы не мешал.
На меня тоже нельзя оставлять Коку. Я имею в виду тот случай, если Риммы не станет. Моя дочь Вера через полгода родит, появится маленький ребенок, устремленный в будущее. Он потребует всю меня без остатка. Я этого жду с великой надеждой на спасение. Так хочется кому-то принадлежать.
Римма вернулась домой через три недели. Ей назначили химиотерапию. Она через день ездила в больницу, принимала капельницу. Переносила хорошо. Откуда ни возьмись взялись силы. Появилась надежда, что все обойдется. Это раньше рак – приговор. А сейчас медицина шагнула вперед, и больные живут десятилетиями и помирают от другого.
Римма устремилась в церковь, подолгу стояла перед иконой Спасителя, умоляла оставить ее подольше, чтобы хватило на жизнь Коки. Спаситель слушал внимательно, как казалось, но не помог. Рак вернулся.
– Езжай в Израиль, – сказала Надежда Николаевна. – Нечего здесь время терять. Там почти все говорят по-русски. Не надо переводчика нанимать.
Римма задумалась.
Израиль повлек две проблемы: деньги и Кока. Где взять деньги и на кого оставить Коку.
Первая проблема была решена: Римма продала дачу. Ее купил сосед, захотел увеличить свой участок. Сосед завел натуральное хозяйство. Ел свои натуральные продукты: мясо, яйца, молоко. Дом Риммы он превратил в баню.
Вторая проблема буксовала. Женька уехал в экспедицию на три месяца. Я сидела с внучком, с утра до вечера торчала у Верки.
Можно взять женщину из агентства – хохлушку или молдаванку, но как пустить в дом незнакомого человека… Обворует и сбежит.
Римма вспомнила, что у нее есть дальняя родственница Лена, учительница в младших классах. Зарабатывает копейки. Перебивается с хлеба на квас. Дети не помогают. Сами перебиваются с хлеба на квас. Ждут, чтобы мамаша подкинула…
Римма нашла телефон Лены. Позвонила ей и сказала:
– Я оставлю тебе свою квартиру в центре. Ее оценивают в миллион долларов. Я сделаю документы на тебя. Но ты должна жить с Кокой.
– Зачем мне жить с твоим… – Лена запнулась. Она хотела сказать «с твоим идиотом», но взяла себя в руки. – С твоим Кокой?..
– Затем, чтобы получить мою квартиру.
– А ты где будешь?
Римма молчала.
– Где? – переспросила Лена.
– В Караганде.
– А что ты там забыла?
– Я умираю, – просто сказала Римма. – Мне не на кого оставить сына.
– А-а… – сообразила Лена. – Ты же еще не старая.
– Умирают всякие.
Помолчали.
– Дауны долго не живут, – продолжала Римма. – У тебя останется миллионная собственность. Ты сможешь ее сдавать за пять тысяч евро каждый месяц. Тебе не надо будет работать.
– Ну да… – осознала Лена. – А когда ты уезжаешь в свою Караганду?
– Сначала в Израиль, – сказала Римма.
Израильские врачи поменяли химиотерапию.
Римма ходила на капельницу, потом возвращалась в гостиницу, и оставшиеся сутки жила в обнимку с унитазом. Ее выворачивало наизнанку. Видимо, в московской больнице ей вводили облегченные препараты, недостаточно эффективные или просто общеукрепляющие.