Дед ещё не придумал, как меня лучше гипотетически наказать, а я его уже перебил:
– Хочу, чтобы ты её починил!
– Я?! – изумился он. – Ты, часом, внучок, не сказился? Нашёл, понимаешь, специалиста по стиральным машинкам! Может, подскажешь, как?
– Девяносто процентов от всех неисправностей находятся визуально, – сумничал я и тут же сослался на авторитет: – Так говорит наш учитель труда. Сними боковую крышку и сам увидишь, что нужно немного сдвинуть плиту, к которой крепится двигатель, и натянуть ремень привода активатора.
– Он там, на чердаке, уже всё излазил, – предположила бабушка. – Ну чисто американский шпион! Хоть под язык прячь, найдёт всё одно.
– Хворостины давно не пробовал! – Дед опять взялся за ложку. – Дождётся он у меня…
– Тут Катька давеча заходила, – Елена Акимовна искусно перевела разговор в более безопасное русло, – в Ерёминскую она собирается, за клубникой. Нашего Сашку в помощники просит.
Я посмотрел на деда глазами Мухтара. Всем своим преданным видом упрашивая: отпусти! Не просто же так бабушка Катя отпросилась с работы, чтобы во вторник, в будний рабочий день, ехать в такую даль? Запросто может случиться, она уже знает, как превозмочь мамкино родовое проклятие.
– С Пимовной можно, – сказал дед. – Пусть едет. Уж кому-кому, а соседке своей не помочь – самое последнее дело.
– Так болеет же он! – всплеснула руками бабушка и уронила ладони на фартук.
– У неё поболеешь…
Минут через сорок оба наших семейства уже воплощали в реальность мою задумку. Степан Александрович орудовал наверху, Иван Прокопьевич страховал его с лестницы, а обе Акимовны осуществляли общее руководство. Нет, дурную работу дед делать не стал бы. Сначала он залез на чердак, снял боковую крышку стиральной машины, убедился, что я был прав, и только потом обратился за помощью к родственникам-соседям. Один он не управился бы. «Белка-2» – хламина килограммов на пятьдесят. У неё габариты впритирку с чердачным лазом.
Меня, чтоб не путался под ногами, отправили в дом: «Не ровён час сверху что-нибудь упадёт!» Я попытался протестовать, мол, не хочу, но за взрослыми с ответом не заржавеет.
– Коза тоже не хотела идти на базар, – сказал дед Иван. – Так её за рога привязали к телеге и потащили.
В общем, я следил за происходящим сквозь шипку окна. Видел лишь ноги Ивана Прокопьевича да нижнюю часть лестницы. Зато хорошо слышал все комментарии. К моему удивлению, никто ни разу не матюкнулся. Я покопался в памяти, но так и не вспомнил случая, когда бы мой дед или другие взрослые козыряли на людях крепким словцом, и понял, чем это время так разительно отличается от моего бывшего настоящего. Пьяного могли и простить, но сказавший «моп твою ять» на автобусной остановке стопудово гремел на пятнадцать суток. Не потому, что все такие культурные, просто это звучало как вызов. Поистине, слово – начало всему: и хорошему, и плохому.
На комоде тикали ходики. Упивалась дневным светом стайка индийских слонов, чтобы потом выделиться в ночи мерцающим зеленоватым сиянием. Аз есмь. И это самое главное.
Глава 16. Ведовство по-кубански
До позднего вечера я не находил себе места. Всё думал о предстоящей поездке. Глаза бездумно блуждали по одной и той же странице книги, не считывая с неё никакой информации. Радио раздражало. Все передачи сливались в один ничего не значащий фон. Даже песня из кинофильма «Встречный» не будила уже прежних эмоций. Разве так оно было в моём настоящем детстве?
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река…
Стоило лишь услышать отголоски этой мелодии, хотелось куда-то бежать, что-то делать. Чувство гордости, сопричастности с великой страной переполняло душу неповторимым восторгом. Сейчас же ни с того ни с сего накатила, нахлынула ностальгия. Потопталась по сердцу, помучила, выжала пару слезинок, а с последним аккордом переросла в ненависть – слепую, без причины, без адреса.
«Сволочь! – сказал я себе, битому жизнью старому человеку. – Ну что тебе сделала эта песня? Почему ты не захотел, чтобы она звучала по радио до самой твоей смерти? Неужели было так трудно не называть пионерский галстук „ошейником“, не издеваться над помполитом, пользуясь его малограмотностью, не рассказывать анекдоты о Брежневе? Каждый день своей взрослой жизни ты убивал веру в эту страну и в себе, и в тех, кто стоял рядом. А потом ещё удивлялся, когда развалился Союз».