— А как насчет поминальной службы, Вив? Она будет? И если да, то где? И, что важнее, когда? — И добавил с гримасой: — Надо бы поскорее. Мне необходимо быть во Франции.
Я опять вся закипела от его слов, но взяла себя в руки. Сдерживаясь изо всех сил, я ответила спокойно:
— В Нью‑Йорке. Я думаю, это самое подходящее место.
— Где именно?
— В церкви св. Иоанна Богослова, — предложила я. — Как ты думаешь?
— Как скажешь. — Джек плюхнулся в кресло у камина и очень долго смотрел на меня, о чем‑то размышляя.
— Ну нет! — сказала я, почуяв, о чем он думает. — Ну нет, Джек. Ты намерен повесить на меня все хлопоты с похоронами и отпеванием. Это должен организовать ты. Ты и Люциана.
— Ты хоть поможешь нам, а?
Я кивнула.
— Джек, теперь ты не сможешь перекладывать на других свои обязанности, как ты делал это всегда, — предупредила я. — И я не позволю тебе этого. Теперь, когда Себастьян умер, именно ты — глава семейства Локов, и чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. «Фонд Лока», например, — тебе придется перенять факел, который выпал из рук твоего отца.
— Это ты о чем? — спросил он быстро и резко, впиваясь в меня взглядом. — Какой еще факел?
— Благотворительные дела, Джек. Тебе придется продолжить его дело. Тебе придется взять на себя заботу о больных и бедных этого мира, обо всех страждущих, как делал твой отец. От тебя зависит жизнь тысяч людей.
— Ну уж нет! Не выйдет, лапочка. Если ты думаешь, что я собираюсь швыряться деньгами, как пьяный матрос, значит ты спятила. Ты такая же спятившая и ошалевшая, каким был он.
— У вашей семьи столько денег, что вы и так не знаете, что с ними делать! — в ярости закричала я.
— Я не собираюсь идти по стопам Себастьяна, мотаясь по всему свету туда‑сюда и разбрасывать дары неумытым толпам. Так что забудь, Вив, и больше не будем говорить об этом.
— Но ты должен взять на себя руководство «Фондом Лока», — напомнила я. — Как единственный сын и наследник. Ты наследуешь не только деньги, но и обязанности.
— Ладно, ладно. Буду руководить. На расстоянии. Из Франции. Но я тебе не спаситель, чтобы спасать мир от всяческих напастей. И от болезней. Запомни это. Отец был просто псих.
— А ты запомни, что Себастьян делал много добра.
Он медленно покачал головой.
— Чудно. Вот уж и впрямь чудно.
— Ты о чем?
— Да вот о том, как ты обожаешь его после всего, что было. После того, что он сделал с тобой.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Он прекрасно ко мне относился. Всегда.
— Согласен, он обращался с тобой лучше, чем с другими женщинами. Ты ему нравилась.
— Нравилась! Да ведь он любил меня! Себастьян любил меня с того самого дня, когда мы познакомились, мне было двенадцать лет…
— Грязный старикашка!
— Замолчи! Больше того, он любил меня и после, когда мы расстались.
— Никогда он никого не любил, — бросил Джек, посмотрев на меня с состраданием. — Ни меня. Ни мою мать. Ни Люциану. Ни ее мать. Ни твою мать. Ни других жен. Ни даже тебя, лапочка.
— Перестань называть меня лапочкой. Это противно. А меня он все‑таки любил.
— А я говорю тебе: он не умел любить. Он не смог бы полюбить, даже если бы от этого зависела его жизнь. В нем просто не было такой способности. Себастьян Лок был чудовищем.
— Нет, не был! И я знаю, что он любил меня, понимаешь? Знаю! — воскликнула я, подавляя свой гнев, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.
— Тебе виднее, — пробормотал он, уступая мне, как это часто у нас бывало. Отвернувшись, он уставился на огонь, и его лицо стало угрюмо.
Я наблюдала за ним и думала о том, как грустно, что он совсем не понимает своего отца, о том, как мало знает о нем. И вдруг заметила, что в этот вечер он был очень похож на Себастьяна. Одинаковые профили. — Джек унаследовал от отца орлиный нос, выдающийся подбородок и красивую темноволосую голову.
Однако глаза у него были блеклые, водянисто‑голубые, совсем не того яркого василькового цвета, что у отца. Что же касается характера и личных качеств, тут они были схожи не больше, чем два любых, посторонних друг другу человека.
Угрюмость не покидала Джека в течение всего ужина. Ел он умеренно, пил много, говорил мало.
