— Лучше уж свобода, основанная на труде и способностях, чем та, что основана на рождении, свобода, при которой власть имущий всего лишь дает себе труд родиться. Даже вы желчно отзываетесь о родине знаменитого Франклина!
— Я просто хочу понять, что скрывается за высокими словами.
— О! — подал голос Ноблекур, стараясь задушить начавшуюся полемику в зародыше. — Мне кажется, гораздо большего внимания сейчас заслуживает вопрос, вступим ли мы в войну.
— Говорят, король не склонен начинать военные действия, — бросил Семакгюс.
— Действительно, есть о чем задуматься. Поддержать инсургентов означает вступить в конфликт с Англией. Если военная удача окажется на нашей стороне, мы рискуем оказаться в роли того, кто таскает каштаны из огня в пользу нового государства. Сегодня американцы увиваются вокруг нас, но что будет завтра, когда у них будут развязаны руки? Не станут ли они тогда заниматься исключительно собственными делами? Подумайте, что станет с нами, если мы дадим деньги безденежному должнику. Я не осмеливаюсь представить себе последствия неудачи. Мы уже потеряли наши колонии в Америке, в том числе и Новую Францию. А что будет тогда?
— Но, — робко предположил Сансон, — нельзя ли вернуть Канаду путем переговоров, дабы положить конец конфликту?
— Не стоит делить шкуру неубитого медведя… Если бы я был американцем, — промолвил Семакгюс, — то есть колоном, прогнавшим своего хозяина, я бы ни за что не потерпел возвращения прежних властей, ибо я не только выгнал их, но и истребил туземцев, помогавших этой власти.
— А вы, Николя, — продолжал Ноблекур, — вы всегда в курсе государственных тайн. Что вы об этом думаете?
— Что будучи в курсе государственных тайн, я обязан свято их хранить.
Он не хотел выдавать своих чувств по столь серьезному вопросу; он знал много, но всегда хранил должностные секреты при себе. В глубине души он удивлялся, как можно поддерживать мятежников, восставших против своего короля, и понимал, что для тех, кто призывал реформировать исконную систему управления королевством, победа мятежников станет лучшей поддержкой. Он лучше других сознавал, что война в столь отдаленных землях требует мощного флота. Сартин стучится во все двери в поисках денег, а директор Бюро финансов не прекращает ставить палки в колеса упорному министру, ибо полагает, что тот слишком расточителен. А если война начнется, ее надо выиграть во что бы то ни стало. Однажды, оправдывая военные приготовления, Верженн, исполнявший обязанности министра иностранных дел, сказал, что «только тогда, когда мы можем себе позволить не бояться войны, мы вправе быть уверены в прочном мире».
— Но дыма пока нет, — произнес Семакгюс, — значит, война начнется не завтра. Торговым судам приказано не заходить в территориальные воды мятежных колоний, однако король закрывает глаза на контрабанду.[11]
Бурдо усмехнулся.
— Разумеется, исключительно в силу данных распоряжений торговля между нашими Антильскими островами и Новой Англией быстро расширяется! Напрасно наши дипломаты пытаются утихомирить гнев англичан своими бредовыми ответами, за которыми кроется вполне понятная истина: кто сумеет избежать бдительного надзора, останется безнаказанным. Более того, власти тайком подстрекают негоциантов идти на этот риск и искать выгоду там, где они могут ее найти.
Кофе подали на столике в углу гостиной. Николя предложил сделать Помпадур.
— Вот он, истинный поклонник прежнего двора! — рассмеялся Семакгюс.
— Смейтесь, господа, сам покойный король во время ужинов в малых апартаментах научил меня готовить Помпадур.
На каждую чашку кофе он положил по чайной ложке, наполнил их кусочками сахара, затем пропитал все кусочки ромом, а потом, с помощью лучины, подожженной в огне камина, поджег сахар в каждой ложечке. Присутствующие завороженно наблюдали крошечные голубые язычки пламени, пожиравшие сахар, и тот расплавленными каплями падал в кофе. Результат получил единодушное одобрение и дал толчок новой беседе, тотчас перескочившей на тему военных приготовлений. В Англии подготовка к войне велась столь спешно, что команды торговых судов, пакетботов, каботажных судов и рыболовных баркасов нередко забирали на корабли военно-морского флота. На суше большинство вольных городов Священной Римской империи кишели английскими вербовщиками, особенно Гессен. В Бресте вербовали булочников для выпечки галет, необходимых в судовом рационе. Они бы еще долго перечисляли все, что сейчас активно обсуждалось в обществе, но неожиданно послышались торопливые шаги, и, раскрасневшись на морозе, появился Луи де Ранрей, в верховых сапогах и фраке цвета сухого листа. На голове у него был парик. Николя поразился переменам во внешности сына. Унаследовав телосложение от отца и надменную осанку от деда, маркиза де Ранрея, в свои семнадцать он выглядел зрелым мужчиной.
