Наконец, сержант, переминаясь с ноги на ногу, об»явил: уезжает. Предложил перебраться в канцелярию роты.
— Ради Бога, — предельно унылым тоном согласился обрадованный Тарасик. — И мне удобней, и вам… спокойней, — подковырнул он старшину.
Тот сделал вид — не заметил. А может быть, действительно, не заметил?
Удобно устроившись за рабочим столом Зимина, сыщик сразу не снял телефонную трубку — подошел к окну, отодвинул марлевую занавеску, выглянул на нечто вроде строевого плаца.
Козелков стоял рядом с машиной, внимательно следил за погрузкой термосов с обедом. К нему подошла стройная женщина… Александра?… Спрятавшись за марлевой занавеской, сыщик жадно смотрел на знахарку, пытался по губам определить, о чем она говорит с Козелковым.
Ага, улыбнулась… Похоже, назначает свидание… Контрактник соглашается, благодарит… Поглядеть со стороны — беседуют влюбленные, обмениваются понимающими взглядами… Странная беседа!
Александра попрощалась, и пошла в сторону заимки.
Еще одна загадка на многострадальную голову сыскаря? И все же Добято облегченно вздохнул. Возможно, потому, что уверен: любовные отношения между ротным старшиной и знахаркой отпадают, слишком разные они люди.
Козелков, убедившись в том, что поклажа надежно закреплена и на тряской лесной дороге ничего страшного с борщом и кашей не произойдет, важно уселся рядом с водителем. «Газон» пофыркал, поворчал и тронулся с места.
Проводив его взглядом, Тарасик снял трубку. Зимин добирался до Тигра минимум полчаса, охрип бедняга, потом изошел, а сейчас телефонистка медвежьепадьевского комутатора ответила практическии мгновенно. Дай Бог, чтобы эта незначительная удача привела за собой другие, более весомые и полезные для поиска Убийцы.
— Включи, девонька, штаб Парамонова, — сухо потребовал сыщик. — Мне — срочно.
— Всем срочно, — апатично отреагировала зловредная девчонка. — А коммутатор, между прочим, один. К тому же, старенький.
— Но мне действительно очень нужно, понимаешь — очень!
Особой срочности не существовало, просто сыщик, наконец, осознал — переоценил свои силы и способности. Зря он все же отказался от помощи, которую ему предлагали в Хабаровском уголовном розыске. Насколько было бы легче сейчас, имей он под рукой парочку оперативников, ещё лучше — местного сыщика.
Вот и приходится, плюнув на нежелание, снова искать помощи у командира отряда. В которой тот упрямо отказывает. Да ещё — по телефону, когда у любопытных телефонисток уши, небось, выросли до размеров круглых космических антенн.
В трубке пошелестело, поскрипело. Будто давно не смазывали контакты, не меняли изношенные мембраны, либо насыпали туда по пригоршне мелкого песка. Девочка не обманула — телефонное хозяйство дышит на ладан!
— Дежурный по штабу сержант Егоров, — наконец, бодро отрапортовал звонкий голос.
— Подполковник — на месте?
— Как прикажете доложить?
Пришлось представиться. Кратко и маловразумительно: Добято. Жаль, нельзя привосокупить к фамилии «генерал» или хотя бы «полковник», это придало бы дежурному явно недостающую резвость.
Но и одной фамилии оказалось достаточной.
— Слушаю вас, Тарас Викторович.
Голос усталый, без малейшего оттенка радости либо негодования. Видимо, достал Виноградов командира отряда до самых печенок, вытравил «кислотой» живые эмоции.
— Здравия желаю, — по военному отчеканил «московский инспектор».
— Здравствуйте, — хмуро ответил Сергей Дмитриевич «штатской» фразой. — Что нужно?
Спросил до того неприветливо — уши заложило. Захотелось бросить трубку, предварительно обложив хама толстыми лепехами мата. Но сыщик привык иметь дело с разыми людьми: и с хамами, и с добренькими, с работягами и интеллигентами. Поэтому не выругался и обидчиво не завздыхал.
— Прежде всего, хочу поблагодарить вас за заботу и внимание. Зимин поведал мне о вашем приказании устроить нас с прапорщиком поудобней, организовать приличное питание…
Несколько минут трубка молчала. Наверняка, Парамонов лихорадочно вспоминает когда, при каких обстоятельствах он проявил эту самую, черт бы её подрал, заботу? Делать ему нечего, что ли?
Добято терпеливо ожидал, заранее зная ответ. Врать подполковник не станет — невелика проблема, чтобы для её разрешения употреблять ложь.
