Козелков дрожащими руками перекладывал с места на место кипы постельного белья, оглаживал висящие на вешалках гимнастерки и бушлаты. Любая проверка для материально ответственного человека небезопасна. Если даже он — крисстально честный, не замаранный жульническими махинациями. А где вы видели честного старшину? Разве только в послевоенных фильмах.
— Хорошо ротным старшинам, когда их подразделения «сидят» рядом со штабом отряда, — скулил Козелков, на подобии щенка, стащившего у хозяйки кусок мяса. — А здесь все на мне: кормежка личного состава, помывка, то да се… Не поверите — оттощал! Месяц тому назад рапорт написал капитану Королеву: пусть избавит меня хотя бы от столовой, выпросит в штабе штатную единицу…
— И что ответил ротный? — заинтересованно спросил Добято. Любая мелочь, касающаяся Убийцы, интересовала его. — Помог?
— Где там! — обескураженно отмахнулся сержант. — Вадим Константинович — понимающий мужик, добрый. Вроде, обратился к подполковнику. А тот, известное дело, выматерил ротного. Дескать, больно тот мягкотел, не умеет заставлять подчиненных работать с полной нагрузкой. И это при том, что капитан командует лучшей в отряде ротой! Наш подполковник родного отца может в землю вбить. Дескать, филон… Это я филоню, да?
Козелков изобразил на скуластом лице обиженное выражение, поднял к потолку каптерки мосластые руки с обгрызанными ногтями. Потом присел к столу и продолжил нытье. Дескать, его солдаты — самые упитанные, самые чистые, самые здоровые. За два последних месяца ни одного обращения в медпункт! А сам то и дело поглядывает на цифры, изучаемые проверяющим. Не нашел ли тот, не дай Бог, подчистки или другого криминала?
— Да уж, матерным языком подполковник владеет в совершенстве, — сочувственно покачал головой Тарасик. — Капитан Королев, небось, тоже… из»ясняется?
— Ни Боже мой! Наш ротный — интеллигент, даже дураком не обзовет, голоса не повысит. Солдаты любят его, офицеры уважают.
Наслушаешься подобных откликов — впору молиться на кровавого маньяка, как на икону.
Тарасик снова вспомнил изрешеченных пулями Николая и его жену, безжалостно убитых детей… Ну, нет, молиться на преступника он не станет, несмотря на все инструкции и предупреждения начальства, скорей всего пристрелит при «попытке бегства».
— А вы хорошо знаете Вадима Константиновича?
— Еще бы не знать! Вот уже полгода в одном котле варимся. Стоящий мужик, настоящий. Не сомневайтесь… Что с ним могло приключиться — ума не приложу…
— Может быть, несчастье во время охоты?
— Да он никогда не охотится. Говорит, зряшное дело, кровавое. Вот грибами увлекается — в свободное время целыми днями бродит с лукошком…
Значит, ещё и грибник? Сидит сейчас в какой-нибудь таежной избушке в обнимку с мухомором и поджидает московского сыскаря. Может быть, не один — вместе с пораненным Федькой и коротконогим его дружком. А еду и свежие новости доставляет им Евдокия…
Прошел час. Обстановка в каптерке не изменилась: Добято настырно копается в документации, Козелков нависает над ним, заглядывая под руку.
Господи, как же освободиться от этого «надзирателя», раздраженно думал сыщик. Хотя бы пожар приключился или крыша рухнула. До смерти надоело нытье старшины, от напряженных его взглядов чешется лицо, сводит пальцы рук. Задуманное изучение дружка лжеКоролева можно считать завершенным. Пока завершенным.
— Если мешаю, могу перебраться в канцелярию, — предложил Тарасик. — Возьму журнал учета… Кстати, позвоню в штаб. Хочется узнать планы председателя комиссии.
На самом деле, планы Виноградова интересуют Добято не больше погоды в Антарктиде. Ему необходим не зануда-полковник и не сопровождающие его майоры — один только Парамонов. Да и то при непременном условии отсутствия рядом настырного старшины.
— Что вы, Тарас Викторович, — возмущеннно воскликнул Козелков. — Вы мне не мешаете. Работайте на здоровье… Через полтора часа придется вас покинуть — повезу на стройку термоса с обедом. Вот тогда и посидите в канцелярии. Извините, но каптерку я всегда держу под замком. Материальные ценности.
Целых полтора часа Добято мучился. Бродил по казарме, считая тумбочки и кровати, ощупывал тощие матрасы, вчитывался в распорядок дня на доске возле поста дневального. И снова забирался в душную каптерку, с умным видом изучал осточертевшие ведомости и накладные.
