Вот так пришла первая сибирская нефть. Просто пришла. Без фонтана.
Услышав этот рассказ, мы сожалеем, что не удастся, пожалуй, нам побывать на шаимской скважине-первооткрывательнице^ Уж очень далеко до нее. И в стороне от маршрута нашего путешествия. Но Эрвье обнадеживает:
— Беда небольшая. И поправимая. Путь у вас дальний. Поплывете мимо новых нефтяных городов — Правдинска, Сургута, Нефтеюганска, Нижневартовского. Особенно советую побывать в Нефтеюганске, на шестьдесят второй скважине. Она первой дала промышленную сибирскую нефть. Не исключено, что посчастливится самим увидеть, как рождаются фонтаны. Вот тогда и почувствуете себя нефтяными Колумбами.
Посчастливится нам или нет, сказать трудно. Отсюда, из Тюмени, до нефтяных вышек и фонтанов далеко. А вот рядом сидит настоящий нефтяной Колумб, который немало километров прошел нехожеными тропами. И наверняка, были у него легкие и трудные километры. Интересно, что он расскажет об этом.
— В отставку я еще подавать не собираюсь, — заметил Эрвье. — Так что, может быть, мой самый легкий и самый трудный километр впереди.
— И все-таки…
— Однажды вместе с секретарем обкома партии мы ехали на дальнюю буровую, вернее, не ехали, а ползли: трактор тащил по зимнику наш балóк. Знаете, что такое балок? Походный дом на полозьях. Тесен он, задымлен всегда. И похож изнутри на купе поезда: четыре полки да столик у окошка.
На одной остановке слышим разговор тракториста с рабочим. Начал, видно, рабочий. «Кто это с нами едет?» — «Секретарь обкома» — «Да брось! Какой чудак на ту буровую потащится». — «Поспорим». — «Ставлю ящик коньяку».
Когда приехали на «ту» буровую, подходит к Протозанову парень незнакомый и спрашивает: «Вы кто? Секретарь обкома? Надо же… Из-за вас ящик коньяку проспорил».
Да… Разные бывают километры.
Помню хорошо: пробурили на Салыме первую скважину. По керну и электрокаротажу ее очень высоко оценили. Считали, что расположена она на крупной структуре. И до испытания ее, до получения нефти сказали об этом. Даже в газетах написали, что на реке Салыме будет мощный фонтан. А скважина нефти не дала. Во всяком случае той нефти, которую ждали. Сразу обрушились на меня с критикой. К геологам — недоверие. Дело нешуточное — потерять столько времени и средств. Оказалось, бурили скважину не совсем правильно. И когда поправили дело, пошла нефть, которую ждали.
У нас остается последний вопрос. Он, как говорится, к «делу» не относился. Мы хотим спросить бывалого геолога о смысле поиска. Вот этот человек прожил большую жизнь. Доволен ли он ею? Или о чем-то сожалеет? Конечно, на такую деликатную тему лучше говорить где-нибудь на привале, у костра. В конце концов надо иметь какое-то право спрашивать об этом. Право? Но ведь мы тоже «народ бродячий», как поется в песне геологов. И мы спрашиваем:
— А если б пришлось повторить все сначала?..
Юрий Георгиевич усмехается. Впервые за трехчасовую беседу мы видим его улыбку — открытую и располагающую.
— Ни о чем не сожалею. И согласился бы повторить все сначала. И снова стал бы геологом, чтобы искать и ошибаться, находить и быть счастливым. Таким вот меня сделала Сибирь. Да не только меня. Жена тоже геолог. Сын Юрий работает в геологической партии на Севере. Маша, дочь, собирается тоже нефтяником стать — учится в Москве. Даже внук Юрка играет не в космонавтов, а в геологов. Правда, когда подрастет, едва ли на его долю останутся открытия. Во всяком случае на суше. Придется искать нефть только под океанами. Или на других планетах.
— Борис! Зачем ты снял винт?!
В голосе старшего по возрасту и званию в экипаже «Горизонта» звучат металлические нотки.
— Винт?.. Я не снимал его.
— А где же он?
Владимир снова падает ниц, и из-под катера доносится его потерянный голос:
— Где же винт?!!
Мы заползаем вместе под сухое днище «Горизонта», стоящего на кильблоках. Над головой — обшивка катера, которая в дни его молодости была выкрашена в ядовито-красный цвет. В кормовой части торчит из днища гребной вал. И теперь уже не вал, а какая-то ржавая металлическая палка, ибо нет на прежнем месте винта.
