Конечно, говорить сейчас о низменности как о богатейшем нефтяном бассейне все равно что утверждать: Волга впадает в Каспийское море. Но ведь сибирская нефть имеет свою историю! «У нее нелегкая судьба», — заметил Эрвье. И он вспоминает академика И. М. Губкина. Этот ученый-коммунист еще в 1932 году на Уральской сессии АН СССР первый сказал: «Ищите нефть в Зауралье» — и призвал геологов начать исследования. Но где? Западная Сибирь велика. Она мало изучена и населена. Где же закладывать скважины? Шансы на успех были ничтожны. Бурили на восточных склонах Урала и на Ишиме, около Тюмени и на Ямале. А нефти не было. Зато у искателей появились недруги.
Нефтеразведчикам, как сказал Эрвье, долго не верили. Даже некоторые маститые ученые. Одни из духа противоречия. Другие пугались труднейших природных условий разведки среди необозримых болотистых и таежных просторов. Скептики и маловеры твердили одно: надо искать нефть в старых, известных уже районах.
— Конечно, вернее искать нефть там, где она уже есть. И все-таки истина в том, что всегда нужно искать новое. В Баку трудно найти «Второе Баку». Не верю, что и в Татарии можно открыть «вторую Татарию», вряд ли повторится «Ромашка»!
Были среди недругов сибирской нефти и такие, которых ничто не могло разубедить. Даже тогда, когда первые нефтяные караваны пошли по Иртышу, они продолжали упорствовать— злорадствовать при неудачах, препятствовать изыскателям.
— У нашей нефти, однако, было больше друзей, чем врагов. Те, кто работал в поле, верили — найдем. На том стояли твердо. И еще верил в нефть один человек — секретарь обкома партии Протозанов. Горный инженер по специальности, он понимал нас лучше, чем иные специалисты.
Нашу беседу прерывает заместитель начальника геоуправления. Он входит взволнованный и протягивает Эрвье бутылку, наполненную нефтью.
— Вот, прилетела с Ваха, с десятой буровой.
— Проба с нового месторождения, — поясняет Эрвье.
Он вынимает резиновую пробку, прикладывает ладонь к горлышку бутылки и резко опрокидывает ее. На ладони остается коричневое маслянистое пятно. Юрий Георгиевич долго и сосредоточенно растирает его. А мы следим за этой процедурой, не понимая, зачем собеседнику понадобилось пачкать руки.
— Нормально. Давайте на анализ.
Мы, конечно, любопытствуем относительно заманчивой (в качестве сувенира, например) бутылки и ее содержимого. И узнаем: проба, которую Эрвье исследовал старинным способом, прибыла с обского притока — Северного Ваха. Там вырвался на поверхность мощный фонтан — первенец очередного месторождения.
А кто же дал жизнь самому первому месторождению? Кто прежде всех увидел сибирскую нефть? В экспедиции Колумба, скажем, первым разглядел неведомый берег на горизонте матрос на мачте. И он воскликнул: «Земля!» Как же выглядело открытие нефти в безбрежном океане тюменской тайги?
Когда мы спрашивали об этом, то, понятно, знали, что нефть в одиночку не ищут. Это подвиг многих. В поисках такого богатства бесполезно надеяться на счастливую удачу. И все-таки кто же первым на геологическом корабле воскликнул: «Нефть!»?
— Первым увидел ее Семен Урусов, буровой мастер. А дело было так… Почти три года его бригада кочевала по Северному Зауралью. Бурили там и сям. Толку никакого. Когда вспоминаешь об этом, диву даешься: откуда только люди силы брали. Наверное, от своего бригадира. Сам Урусов — сибиряк. С Тобола. Фронтовик к тому же. Закончил войну в Чехословакии. Хотя бурильщиком только после войны стал, но мастерства достиг большого.
В пятьдесят девятом урусовцы заложили седьмую скважину. Места вокруг — шаимская глухомань. Глухари на буровую садились. Но именно в болотистых низинах между Кондой и Мулымьей сейсморазведка обнаружила нефтегазоносные структуры. И буровики делали свое дело — сверлили землю.
И вот однажды в пересменок Урусов увидел у подножия вышки черный ручей. Смотрел, смотрел на него, а потом будто очнулся и закричал на всю тайгу: «Пошла!» Прибежал на крик геолог Завьялов. Смотрит: нефть из скважины сочится. Да все гуще. Расползается по дну котлована. А тут смена подошла. И Урусов приказал: «Гаси, папиросы, ребята!»
