После первой же атаки мы дрогнули. Стремительных кровопийц не смущали наши отчаянные размахивания рубашками. Пока вот так молотишь по воздуху, откуда-то подкрадывается крылатый нахал и вонзает в твое тело свои челюсти. Кусает так, что ты вздрагиваешь, словно прикоснулся к оголенному электропроводу. А тебе надо вести катер! По фарватеру.
Мы пробуем все способы борьбы с паутами: мажемся всевозможными антикомариными препаратами и даже зубной пастой, ныряем с катера в воду и стараемся подолгу не появляться на поверхности, пытаемся на максимальной скорости удрать от преследователей, в полуденный зной одеваем на себя весь запас теплых вещей. Все тщетно! Наш интеллект, обогащенный высшей школой, бессилен против насекомых, по сравнению с которыми осы и пчелы — невинные букашки. И только позже, пролив немало крови и украсив свои тела сумасшедшей татуировкой, находим верный и единственный способ борьбы с паутами — не обращать на них внимания.
Занятые однажды поединком с речными пиратами, мы не заметили, как попали из Туры в Тобол. И сразу просторнее становится на воде. Берега отодвигаются. Налетает откуда-то спасительный ветер. Он и разгоняет досадливых паутов.
Характер у Тобола явно энергичнее, чем у Туры. Это заметно по стремнине. А вот берега по-прежнему однообразны и невеселы: низкие, чуть ли не вровень с водой. Однако чаще, чем Тура, принимает река притоки. И все со звучными именами — Плавная, Кокуй, Старый Тобол, Цинуд, Бабасан, Турба, Подъемка, Эртигарка. Встречаются паромные переправы. Запоминается деревня с невероятным названием — Пинжаки.
Впервые с начала плавания встречаем остров — вытянутую средь воды полоску песка, заросшую неистребимым тальником. Пристаем к острову и на его роскошном девственном пляже чертим веслом стометровую надпись: «Здравствуй, Тобол!» Пожалуй, этот автограф сотрет только весеннее половодье.
Нам надоедает плыть без приключений среди унылых берегов с редкими деревушками. И так вот проплыли бы весь Тобол, удивляясь безмолвию мест, если б не встреча с одним бакенщиком. Он заставляет нас вспомнить, что эти безрадостные на вид берега сплошь легенда.
Его мы встречаем на стрелке при впадении в Тобол норовистой Тавды. Из-под кепки с длинным козырьком он смотрит реку. И видно, прикидывает, что за гости явились сверху: то ли браконьеры, то ли рыбнадзор. А позади него высится домишко. Своими подслеповатыми оконцами он тоже глядит на реку, где сшибаются почти напрямик два потока и круто поворачивают одним руслом вправо.
Нам нравится это место. Приметное. И поскольку день уж на исходе, сочли за лучшее переночевать на обрывистом берегу, по соседству с бакенщиком.
Сосед наш оказывается молчуном. Большого труда стоит разговориться пожилому хозяину двух рек. И тогда лишь, когда услышал, как гости толкуют о тобольской рыбе. Тут он, пожалуй, догадался, что перед ним не браконьеры, не рыбнадзор.
Не знанием ремесла своего, не умением варить щучью уху поражает бакенщик. Этот человек, оторванный всю навигацию от дома, не в курсе космических новостей, Зато он хорошо знает свою реку. Когда мы заговариваем о Тоболе, на берегах которого нет отрады приезжему человеку, бакенщик говорит:
— Нам-то Ермакова река, что песня.
Не в упрек ли нам? Верно же бакенщик говорит: Ермакова река! Почему же забываем об этом? Почему не слышим среди безмолвия здешних берегов эхо подвига тобольскою первопроходца?
Сколько о нем написано со времен дьяка Саввы Есипова составившего на основе сведений соратников отважного атамана рассказ о походе в Сибирь — знаменитую летопись! А мы забыли, что именно Тобол возвеличил Ермака, что именно с ним связан успех казачьей ватаги. И досадно еще: запамятовали, что плывем, повторяя маршрут первопроходцев. Ведь знать бы надо: около нынешней Тюмени Ермака встретили сибирские татары и были биты. В жестокой сече при устье Туры мудрый и осторожный предводитель ватаги разбил еще одно — кучумово войско.
Мы восхищаемся плаванием гомеровского Одиссея. Тобольский поход Ермака с немногочисленными товарищами — достовернейшая Одиссея, у которой не было своего Гомера. Он плыл, осыпаемый с берегов стрелами. И казаки часто бросали весла, «тобы взяться за ружья и пальбой разогнать отряды какого-нибудь воинственного мурзы. Так «велеумный и храбрый атаман казак Ермак» двигался на Иртыш — навстречу своей славе и гибели.
