— А ты Золушка. Вон весь нос в саже.
На дворе заскрипели шаги, и в зимовье в клубах молочного пара вошли Василий Петрович и Семён Прокофьич Каринцев, директор леспромхоза. В избушке сразу стало тесно, запахло полушубками и табаком.
— Привет тебе, мой скит убогий! — сказал Василий Петрович, снимая патронташ и раздеваясь, — О-о, суп по-царски, с куропатками! А, Прокофьич?
Каринцев потянул воздух носом и зажмурился.
— Картошку, вермишель клали? — спросил Василий Петрович, подсаживаясь к огню.
— Всё в порядке, — сказал Мишка. — Только меня из школы выгнали. До понедельника.
— Весьма похвально. А с чего ты вдруг разоткровенничался?
— Как — с чего? Вы меня на воспитание возьмете. В тайгу. Я вот и ружьё прихватил.
— Нет, брат, зимняя тайга не для пацанов. Летом — другое дело. Всегда будем рады.
— До лета ещё семь раз помрёшь, — пробормотал Мишка.
— Ничего. Доживёшь как-нибудь.
Василий Петрович зачерпнул ложкой из ведра и объявил, что суп готов.
После ужина Семён Прокофьич, молчавший до сих пор, сказал:
— Приказ-то не отменили. Что делать станем, Петрович?
— Придётся ехать в край. Временщики чёртовы! Вырубить такой массив кедра — это уже не головотяпство, а вредительство!
— А почему его нельзя вырубать? — спросила Таёжка.
— Ну-ка, Михаил, лесной человек, разобъясни ей, — сказал директор, поглядывая на Мишку.
Мишка пожал плечами.
— Тут и дитю ясно. Кедр — самое дорогое дерево в тайге. Хвойная мука для скота — раз. — Мишка загнул палец. — Кедровое масло — два. Халву и начинку для конфет делают — три. Из древесины всякие там шкафы, которых моль боится, — это уже четыре. Камфара, спирт, канифоль… Ну и всё, кажись, Василий Петрович?
Василий Петрович засмеялся:
— Видишь, Таёжка, целая лекция. Но и это не всё. Кедр — золотое дно. От него не остаётся никаких отходов. Из опилок получают эфирные масла, даже скорлупа не пропадает.
Тут удивился даже Мишка:
— Ну уж, скорлупа?
— Точно, брат. Из неё делают такую штуку — фурфурол называется. Он идёт на приготовление пластмасс. А карандаши, которыми вы пишете, а целебные бальзамы из живицы! Тут уж Михаилу придётся разуваться: на руках-то пальцев не хватит. И вот такое богатство мы не бережём!
— Морду за это бить надо! — мрачно сказал Мишка.
— Бить морду — не метод, — покачал головой Василий Петрович. — Надо доказать словом и делом. И мы докажем, даже если придётся дойти до Москвы.
«И дойдёт, — подумал Мишка, глядя в лицо Василия Петровича. — Куда хочешь дойдёт, не поступится».
— Ну, мужики, я по-стариковски, на покой, — сказал директор. — Поясницу чтой-то ломит, не завьюжило бы завтра.
— А мы вот сейчас выйдем да посмотрим. — Василий Петрович поднялся. — Кто со мной перед сном прогуляться?
Вышли все, кроме Семёна Прокофьича.
Небо было чистое и походило на глубокое озеро, в котором плавали и зеленовато светились острые льдинки — звёзды. Под ногами звёзд было ещё больше: серебряных, чутких и певучих.
Но ярче всех горела над бором большая светлая звезда. Когда Таёжка сощуривала глаза, от звезды расходился колючий голубой веер.
— Это Вега, — сказал Василий Петрович. — Она и вправду такая, как рассказывал Караган.
— А кто этот Караган? — спросила Таёжка.
— Караган — один старый енисейский киргиз. Красивый и мудрый человек. Я гостил у него два дня. И он рассказал мне легенду о Веге.
Когда-то в верховьях Енисея жило храброе свободолюбивое племя Таёжных Охотников. Законы у племени были справедливые и беспощадные. Больше всех человеческих слабостей презиралась трусость. Воина, бежавшего с поля брани, казнил собственный брат. Ещё страшнее была кара за воровство. Вору отрубали голову и вешали на шею отцу или матери. Так старики ходили до самой смерти, и всё племя знало: вот идут люди, родившие вора…
Однажды хлынули на землю Охотников полчища монголов.
Они пришли зимой, и была их такая несметная сила, что лёд на реках не выдерживал тяжести идущей орды.
Племя Охотников было малочисленно. Оно не могло выстоять против огромного войска завоевателей. С боями Охотники уходили всё дальше на Север, гибли в болотах и нехоженой тайге.
И вот осталось всего несколько сотен гордых воинов. Но военачальник решил уничтожить и эту горстку.