И вдруг понимаю – он страшно испугался необходимости назвать имя владельца. Значит, либо алмаз попал к ним нечестным путем, либо это фальшивка. Но подделкой «Тадж-Махал» быть не может: есть данные спектрального анализа, который подтвердил его идентичность алмазу «Орлов». Три независимых эксперта определили класс бриллианта и признали ценность. Эксперты с мировым именем, которым лгать нет никакого резона: их работа стоит слишком дорого, чтобы ее лишиться даже за сумму с большим количеством нулей.
Остается неправомочность владения алмазом. Может, владелец заполучил «Тадж-Махал», пристрелив ради этого своего двоюродного дедушку или придушив подушкой столетнюю бабушку, которая завещала драгоценность «не тому»? И Томас Уитни об этом если не знал, то догадывался?
Если мои подозрения верны, то худшее, что светит этому дрожащему как лист на ветру типу, – увольнение с работы. Конечно, работа недурна, как, видимо, и оплата, но не настолько же, чтобы буквально выбивать степ зубами и коленями.
Я решаю зайти со стороны и наводящими вопросами загнать Уитни в угол.
– А откуда вообще взялся этот алмаз? Почему о нем раньше ничего не знали?
Томас Уитни принимается заученно повторять нелепицу из буклета выставки про Бабура, распилившего «Великого Могола», и прочую чепуху. Да еще и перемежая бесконечными «знаете ли». Я невольно морщусь:
– Бабур не отдавал для огранки «Тадж-Махал» никакому Тавернье, тот жил на полтора века позже. Я не о Бабуре и семнадцатом веке вас спрашиваю, а о нынешнем времени. Как связаться с Хамидом Сатри?
Договорить не получается. Звонок на мобильный заставляет Ричардсона буквально побелеть.
– Что?!
Неужели еще один налет или что-то подобное?
– Поехали, потом здесь договорим.
Я успеваю посоветовать Томасу Уитни:
– Не уезжайте из Лондона, наш разговор не окончен.
Спускаемся к машине молча, только внизу Эдвард мрачно объявляет:
– Убит второй заложник. Труп обнаружили на лестнице жилого дома.
Да закончится ли сегодняшний день?! За восемь часов с той минуты, когда я шла от станции метро «Грин-парк» к Букингемскому дворцу, гора трупов, и конца этому не видно.
Машина с трудом пробивается сквозь толпу любопытных. Сегодня лондонцы особенно возбуждены и готовы совать свои носы, куда обычно не лезли.
Немного погодя мы уже подходим к двери многоквартирного дома на Мэйда Вейл.
Подныривая под ленту ограждения, Эдвард кивает в мою сторону:
– Со мной.
Дожила, хожу как приложение.
Труп индуса на площадке между вторым и третьим этажом возле лифта. Он лежит в луже крови, неловко подвернув под себя правую руку.
Криминалисты уже поработали, собирая отпечатки пальцев и фиксируя следы, которых слишком много, чтобы ими воспользоваться. Дом многоквартирный, даже кровь растоптали. И самого убитого явно переворачивали, видно решив, что нуждается в помощи.
Из открытой квартиры слева по коридору слышны сдавленные рыдания.
– Родственница?
Сержант мотает головой:
– Нет, соседка. Обнаружила труп, в ужасе наследила, пока приехала полиция, подняла на ноги соседей. Затоптали все, что смогли.
– Что с убитым?
– Рахул Санджит, индус, сегодняшний заложник.
Я киваю, хотя меня никто не спрашивал:
– Да, это он. А его похитители?
Сержант разводит руками:
– Никто не знает. Никто ничего не видел. Здесь уже третий день не работают камеры наблюдения, потому записи посмотреть невозможно.
У криминалиста уже есть результаты осмотра:
– Погиб мгновенно. Убит ударом в сердце. Удар прямой и точный, тот, кто бил, имел опыт в нанесении подобных смертельных ран. Если бы не вытащили орудие убийства, крови большой не было бы.
Рахул Санджит даже пикнуть не успел, просто опустился на колени, пока убийца вытаскивал клинок, и ткнулся носом в ступеньку.
При этом пальцы его руки сведены так, словно он не желал выпускать что-то даже ценой своей жизни. Что?
Почему он оказался на площадке многоквартирного дома, где его похитители?
Эдвард мрачней тучи. Его можно понять, начальство наверняка уже требует версии и даже имена, а завтра, если он не даст ответ, и вовсе посулят гильотину за нерасторопность. Хотя… начальство у нас теперь Элизабет Форсайт, а она, кажется, дама толковая, к тому же сама была свидетельницей налета.
