– Вот и я о том же… Так мудрёно врать! – задумывается ненадолго – Чё делать-то будем?
– Ы-ыы… Да кто его знает!. – Репа картинно пожимает плечами.
– Ладно, Репа… –передразнивает его Пахан – Давай по баракам! Соль собирай! Мальчонку купить надо… Что бы там не брякнул со страху чего-нибудь, в «энкэвэдэ»! Понятно!
Презрительно оскалившись, Репа говорит что-то столпившимися перед ним зэкам. Те скоро совещаются и в мешок сыплется соль. Затем Репа, подозрительно оглянувшись, другой такой же группе рассказывает беззвучно примерно то же самое.
В мешок высыпается стакан соли. Затем ещё два коробка.
Перед Колькой возникает, словно из рукава волшебника Репы мешок. Только на сей раз значительно больше, чем в начале этой истории.
– Смотри… – он запускает руку в соль и, переворачивая её, демонстрирует, что в мешке действительно соль, – Без обмана!
Да, дядь,… верю я!
– Слышь, малец! – подходит к Кольке, кладёт руку ему на плечо, – Не знаю, что со мной… Понравился ты мне, как мужик мужику говорю!
Щёлкает в воздухе пальцами в сторону Репы.
– Пахан… Да ты что, одурел? Нож этот полжизни стоит…
– Тащи, кому сказал!
В стоящую перед буржуйкой чурку втыкается нож.
– …Не простой это нож! У фашиста в Испании его отобрал! Лично! Дарю! Это как расписка в нашей дружбе! Понял?
– Конечно, понял! Как не понять-то… Ну и как договаривались… Буду им говорить; «Как на могиле стою – на стрельбище ДОСААФ, мол, нашёл и всё тут!»
– На стрельбище, в кустах! Ну и ты… Никому, ни гу-гу… Ни-ни…Так-то!
Пахан с Репой смотрят вдвоём в щёль за удаляющимся мальчиком.
– А. моё мнение такое… – Репа нервно чешет пятерней нижнюю губу, – краснопёрые пронюхали о мешке табаку и решили нас отпустить… Козлы…
– Козлы… по «беспределу» пошли! Ну, ладно… Ладно… Тоже того же мнения, что патроны подбросили в комендатуре?
– А где же ещё?
– Воздастся им за грехи ихние…
Красноармейцы, улыбаясь, встречают Кольку.
– Ну что, поговорил с родственником?
– Дяденьки… Я вспомнил… У меня ещё одна бутылка припасена! Гулять, так гулять! Ещё немножечко не потерпите?
– В натуре?
Пахан с Репой с бешенством, смешанным с животным страхом в глазах, разглядывают стоящего перед ним Кольку.
– Какие ещё «вещдоки»?
– Хрен их, «энкэвэдэшиков», знает… Докопались, черти! Мол, табак менял? Менял! Табак, говорят, есть не что иное, как вещественные доказательства, и доказательства требуют немедленной их конфискации…
Пахан с Репой по очереди смотрят в щёлку во двор. Там, напротив дверей, стоит, чуть покачиваясь, тощий красноармеец с винтовкой наперевес. На лице его, кроме легкого опьянения, нетрудно прочитать и явную злость.
Зэки приседают от возмущения.
– Ё!… – главарь смотрит с ненавистью на Репу, – Ё… Так чего, суки эти?… Ещё и на табак глаз положили?
–Как хочешь, пахан… – отводит глаза зэк, – А табак по баракам собирать не пойду! Точняк, что порешат! Без вариантов…
Пахан с яростью глаза с потолка на Кольку, затем на Репу и подходит к группе зэков. За спиной Пахана его охрана демонстрирует ножи и «заточки».
В мешок сыплется табак…
Пахан ссыпает из собственного кисета остатки табака и прячет пустой кисет в карман.
–Держи, дружок… – с нескрываемым усилием гасит ярость во взгляде, с огромным усилием улыбается и отводит глаза – Всё, что есть! Боле нема… Заходи, если надумаешь…
– Да вы не переживайте… У нас дома… На повити… У бабушки Висти (показывает ладошками) Вот такой ещё пласт табака сохнет! Так что ещё видеться!
Чуть не подавившись слюной, рассыпается в страшном кашле Репа.
А перед глазами мальчика возникает, словно из облака, повить бабушки Висти.
… Вот Бабушка Вистя подходит к «повити». Поднимается по приставленной лесенке и, скрипя жёрдочками, ступеньками поднимается к той самой полочке, где толстым слоем лежат высушенные ещё с августа стебли табака…
Так, говоришь, до чёрта ещё табачку? – голос, словно из погреба принадлежит Пахану, но мальчик его не слышит.
Он видит бабушку, поднимающуюся на эту самую повить, и от изумления прикладывающую руки к груди. Всё видимое пространство перед ними оказывается заваленным сохнущим табаком.
– …Придёшь ещё? – из забытья его выводит голос Репы.
