«— До свидания, Маргарита Прокофьевна.
— До свидания, Элья Исаакович».
Неотмеченным остался один момент переклички Бабеля с андреевской «Тьмой».
У Андреева проститутка Люба твердо знает, что все люди, т. е. клиенты, — подлецы.
Был один — писатель… Поначалу говорил, что хороший, а потом признался — тоже подлец. И обращаясь к постояльцу-террористу, гневно восклицает:
«— Какое же ты имеешь право быть хорошим, когда я плохая? <…> стыдно быть хорошим».
То есть до тех пор, пока в мире остаются оскорбленные и падшие, безнравственно хранить собственную чистоту, непорочность и идеалы.
Террорист раздавлен открывшейся ему истиной и морально перерождается: отказывается от революционной борьбы, расстается с револьвером, лишается невинности и пьянствует с проститутками. И когда наступает расплата — является полиция — не оказывает сопротивления.
Современников рассказ ошеломил, и все, кроме партийных начетчиков, задумались: неужели быть хорошим — стыдно?
Герои Бабеля тоже разговаривают:
«— Тебе, я вижу, везде хорошо, — сказала Маргарита.
— И правда, — ответил Гершкович. — Везде хорошо, где люди есть.
— Какой ты дурак, — промолвила Маргарита. — Люди злые.
— Нет, — сказал Гершкович — люди добрые. Их научили думать, что они злые, они и поверили».
Это Гершкович не сам придумал, он лишь доступно изложил то, что написал Маймонид (раббену Моше бен-Маймон, акроним РаМБаМ) в 3-й части «Наставника колеблющихся» (More Nebukim). Атам, в главах с 8-й по 12-ю, Маймонид устанавливает, что зло бывает трех видов. Первые два — природные бедствия и социальные катастрофы — от воли человека не зависят. Таких проявлений не так уж и много, а главное зло в мир приносят деяния самих людей. Но человек становится злым от дурного воспитания, а, значит, зло в человеке можно победить. И тому, кто способен видеть не только собственные страдания и несчастья, открывается истинный облик мира — не пронизанный злобой, а благой.
Отметим парадоксальность ситуации: всюду гонимый и всеми унижаемый Элья Исаакович утверждает, что люди добры. А его оппонентка, которой дано все, в чем еврею Гершковичу отказано, уверяет, что люди злы.
И вот финал — Маргарита бежит на вокзал, чтобы передать отъезжающему пирожки на дорогу, то есть ведет себя, как обычная женщина, которая заботится о близком человеке. Она душевно и нравственно переродилась.
У Андреева террорист Алексей целует проститутке руку в знак того, что относится к ней, как к человеку. Та отвечает пощечиной.
Гершкович и Маргарита руки друг другу пожимают и обращаются по имени-отчеству. Нет, не Гершкович преклонился перед страданием женщины, это проститутка стала человеком.
А вот второй рассказ — «Мама, Римма и Алла».
Матери срочно нужны деньги. Две незамужних дочери… Тут бы самое время вспомнить Юшкевича, его «Евреев» и раскрасить эскиз, оглашенный Шлоймой:
«— Вот квартира первая, <…> квартира Бейлы. Торговка. Две дочери работают на фабрике. По вечерам выходят на улицу. Голодают. <…> Пойдем дальше. <…> Квартира четвертая. Слепой Мотель. Дочь в „доме“. Голодают. <…> Восьмая. Разносчик. Дочери продаются. Две уже в „домах“. Голодает. <…> Одиннадцатая… <…>…Пять девушек. Сироты. Продаются. Голодают»>{37}.
Но у Бабеля жадная мамаша не гонит дочерей на панель, а увидев, как младшая помогает старшей прервать беременность, бросается к ним с объятьями, слезами и поцелуями, и дочери, наплакавшись всласть, умиротворенно засыпают. Ни ужаса, ни позора… Все обошлось.
И без всякой порнографии…
Михаил Кольцов уверял, впрочем, что рассказов было три:
«— Я помню его <Бабеля> в ту пору, когда он только что приехал в Питер и привез три рассказа, которые и прочитал Зозуле. — Можно это напечатать? — Можно! — сказал Зозуля. — „Где? — Где угодно. — Он <…> отнес их к Горькому“»>{38}.
И, действительно, в июне 1917 года, после Февральской революции, Бабель опубликовал рассказ без названия>{39}, а перепечатку 1923 года снабдил заголовком («В щелочку») и примечанием: «Рассказ этот был вырезан цензурой из ноябрьской книжки журнала „Летопись“ 1916 г.»>{40}. Фабула такова: узнав, что две постоялицы некой мадам Кебчик — Маруся и Тамара — принимают на дому клиентов, рассказчик просит позволения наблюдать за приемами у Маруси через окно. За 5 рублей получает у мадам Кебчик разрешение, взбирается по лестнице и наблюдает. Но в самый ответственный момент лестница падает, рассказчик цепляется за окно и вышибает форточку. Маруся смотрит на висящего и произносит: «Мерзавец, ах какой мерзавец…». После чего целует руку клиента и повторяет: «Милый, боже мой, милый…».
