— Да какая вы Маша? — не поверил Антошкин. — Жанна или Луиза скорее. А я Антон.
— У Антона доллары?
— Доллары.
— Ставка десять долларов.
Не успел Антошкин заупрямиться, как в его руки вспорхнул крестовый туз. Следом король. И снова туз.
— Ставка двадцать долларов.
— Да, но я…
Двадцать долларов Антошкин выиграл. Снова выиграл. Проиграл. Выиграл. Чтобы избежать двусмысленности, Антошкин выудил из пистона два доллара и присовокупил к крохотной кучке выигранных денег. Через минуту кучка испарилась, как сон. Красавица «Маша» откинулась в кресле и задымила черной сигареткой.
— Кинокамера? — лениво спросила она.
— Триста долларов, — твердо объявил внутренний голос, а гортань лишь продублировала утробный приказ.
— Двести, — не менее твердо сказала «Маша».
— Двести пятьдесят.
— Ставка — пятьдесят, — согласилась красавица и раскупорила новую колоду.
Но и с новой колодой Антошкину не повезло. Словно какая-то сатанинская сила вымывала доллары из-под его руки. И как он ни осторожничал, как ни пялился на карточную колоду, пытаясь уличить «Машу» в шулерстве и отбить свои деньги — напрасный труд. Красавица была вне подозрений, а карточная фортуна, сильно прогнувшись, глумливо отвернулась от него. От огорчения у Антошкина защипало в носу. В поисках платка он похлопал по карманам пиджака, брюк — тонкий слух «Маши» уловил посторонний звук. Она спросила:
— Что есть под костюмом?
Антошкин расстегнул пуговицы и показал краешек голубой банки. «Маша» слегка побледнела.
— Это есть патроны для автомат? — В голосе — испуг.
— Какие еще патроны! — отмахнулся Антошкин. — Черная икра — и выложил банку на стол.
— Кавьяр? Так много? Сколько доллар?
— Сто, — не советуясь с внутренним голосом, решительно объявил Антошкин.
— Даю сто доллар! — не торгуясь, сказала «Маша» и отсчитала Антошкину деньги.
…Гвидонову, похоже, нравилось, что в экскурсиях его теперь непременно сопровождала Нина Фугасова. Не спрашивая, брала под руку — и вперед. У Африкана Салютовича после истории с дезертиром подозрительности резко поубавилось и он, поскольку приказ не отменялся, безропотно телепался позади Василия и Нины. Поначалу они разговаривали мало, понимая, что он для Нины всего-навсего общественная нагрузка. Лишь неделя минула, как они познакомились, и за это время Гвидонов прошел и через «ваше высочество», и общественное поручение и… бойкот. Сначала они попросту симпатизировали друг другу, и, подхвати сегодня Нина под руку, скажем, доцента Волобуева, Василию бы это очень не понравилось:
— Давай на откровеняк? — предложила Нина.
— Давай.
— Ты не женат?
— Я ведь говорил: нет.
— В круизе вы все не женаты, а в магазинах гарцуете только вокруг женских шмоток. А почему ты не спрашиваешь, замужем я или нет?
— Спрашиваю.
— А я и сама не знаю.
— Это что-то новенькое!
— Я думаю, не женится он на мне. И уедет он к первой жене и детишкам в славный город Биробиджан.
Они подошли к бассейну, и в это время из гостиницы выплыл величавый администратор в шикарном белом костюме и, поклонившись, спросил:
— Мистер Гвидонов? Вас просят к телефону. — И подал Василию массивную красную трубку.
— Слушаю вас, — неуверенно проговорил Гвидонов в трубку.
— Вася, это ты? Вася, мне хана!
— Кто это?
— Это я, Антошкин. Вася, спасай!
— В чем дело? Откуда ты?
— Вася, мне хана! Выручай, иначе за последствия не ручаюсь.
— Объясни мне толком, в чем дело?
— Вася, друг, я проигрался в карты. Вдрызг! Еще немного, и я проиграю наш теплоход.
— Что ты мелешь?!
— Вася, спа-а-сай, — похоже, что Антошкин заплакал.
— Где ты находишься?
Трубка на миг замолчала и Гвидонов услышал, как Антошкин обратился к своим обидчикам:
— Где я нахожусь? — И потом в трубку, — Вася, я, оказывается, у мадам Фук. Ее любой таксист знает. Вася, и захвати мою кинокамеру.
— Но ведь ты ее с собой унес!
— Вася, приедешь — объясню. И кавьяр, говорит, — тьфу! — и икру привези.
— Ты совсем сдурел! Где я ее возьму?
— Приезжай — век не забуду.
Администратор снова поклонился, взял из рук Гвидонова телефонный аппарат и испарился. Василий пересказал разговор Нине. Та решительно объявила:
— Антошкин, конечно, ишак. Но выручать надо.
