Мирошниченко соловьем разливалась о своем бизнесе. Надо же, такая вроде бы простушка, а туда же — за бизнес взялась. И, судя по ее словам, не жалеет, а судя по виду — не бедствует. Просто удивительно, как это у нее получилось? Сколько, она сказала, ее фирма существует? Семь лет. Срок приличный. Кадровый консалтинг… Как это ее угораздило? И рядом не стояло с тем, на что они учились.
— Конечно, мне пришлось получать второе высшее, — сказала Мирошниченко.
— Есть такое образование? — спросила Яна.
— В чистом виде? — поморщилась Мирошниченко. — Нет. Пошла на психфак.
— Куда?
— Туда же, — усмехнулась Мирошниченко. — В универ.
— Очно?
— Заочно. Жить-то на что?
«А муж?» — хотела спросить Яна, но побоялась. Что, если Мирошниченко, дав полный отчет о своей личной жизни, полюбопытствует, как там Вересов? Яна не готова была отвечать на такие вопросы. Правду сказать было невозможно, а врать она бы не рискнула. Мирошниченко всегда отличало потрясающее чутье на чужое вранье. Просто детектор лжи в человеческом обличии.
— Ну, так вот, — продолжала тем временем Мирошниченко, — работала сначала в рекрутинговом агентстве…
А ей пришлось покрутиться, отметила про себя Яна, причем всерьез. И сто раз плюхнуться в грязь, прежде чем что-то стало получаться. Это было совершенно неудивительно — готовеньким мало что в жизни подают. Удивительно было другое — Мирошниченко рассказывала о своих бедах и неудачах весело, посмеиваясь и иронизируя над собой.
— В общем-то я была большой дурой, — заметила она, вспоминая о первых своих клиентах. — Начиная с того, что ходила на деловые встречи в любимых драных джинсах, и заканчивая тем, что честно признавалась в своей некомпетентности по каким-то вопросам…
Она не испытывала никакой неловкости, повествуя о собственной глупости. У Яны бы язык не повернулся такое рассказывать. Ей всегда важно было хорошо выглядеть. А вот Мирошниченко это совершенно не заботило. Она всегда была уверена в себе, в своей способности выплыть на любой глубине. Ей все так легко давалось… Не то что Яне.
А той хотелось быть такой, как Мирошниченко. Яна заприметила ее в самом начале первого курса. Вечно с улыбкой на скуластом личике, вечно в окружении подружек и поклонников, Мирошниченко казалась Яне физическим воплощением девчонки, которая — как там у Макаревича? — «идет по жизни смеясь». «Как у нее это получается?» — ответа на вопрос она не находила. Может, потому, что никогда не подходила к Мирошниченко настолько близко, чтобы понять, в чем тут дело? И Яна решила рискнуть.
Идея состояла в том, чтобы подружиться с Мирошниченко, а подружившись, проникнуть в ее мир, почувствовать то, что чувствовала она, и пропитаться этими чувствами.
Первая фаза плана прошла без проблем. Мирошниченко охотно завязывала отношения со всеми подряд, такого количества друзей и приятелей, как у нее, не было ни у кого на курсе. Но Яне было важно заполучить Мирошниченко в свое распоряжение одну, без сопровождающих. Она долго размышляла над тем, как бы это устроить, пока не додумалась до «театральной затеи». Группой они точно в театр не пойдут, тем более что приглашает она, Яна. Так все и получилось. Они сходили в оперетту, потом в БДТ и Кировский. И стали подругами.
Но вот перейти ко второй фазе своего замысла у Яны так и не получилось. Проникнуть в мир Мирошниченко оказалось не просто. Не то чтобы она туда не впускала — напротив, ее мир был открыт для всех: гуляй сколько угодно. И вроде бы Яне даже удалось войти туда, но вот освоиться… Она там ничего не понимала. Там царил хаос. Вернее, нет, не так — в нем существовала некая логика, и именно в этой логике — как представлялось Яне — и таился Ленкин секрет, но уловить эту логику было невозможно, во всяком случае, у Яны не получалось.
«Почему люди такие разные?» — однажды спросила Яна у мамы. «Природа, — ответила та, — что дано, то дано. Чуточку подправить можно, но принципиально вряд ли». Яна была не согласна с этим. Как это «вряд ли»? А вот она возьмет и подправит. Выскользнет из своей кожи — и натянет на себя ту, которая ей нравится. Конечно, это была зависть. Но зависть деятельная, созидательная. Правда, бывали моменты, когда в Яне что-то замыкало, наружу лезло все самое темное и от созидания не оставалось и следа. Как тогда, когда у Мирошниченко появился Вересов.
