А можно, чтобы и не каждый день ходили: дело договорённости между руководством.
Товарищ Древесный сказал: «Вы, Сынулин, смышлёный». «Смышлёный» — это у него большая похвала.
Кстати, по кадровым вопросам тов. Древесный обращался ко мне уже неоднократно. Я, конечно, понимаю, почему он это делает: проверяет меня. Он мог бы и с Акимом беседовать.
— Слушайте, Сынулин, у нас в ведомости есть один тальман и два шипчандлера. Скажите, это фамилии или должности?
Я пообещал с шипчандлерами прояснить.
В другой раз:
— Вот тут машинистка Зайцева подала заявление об уходе по собственному желанию…
— А почему? Не сказала?
— Да что-то ей у нас здесь не нравится… Но без машинистки мы не можем. Опять весь СУС одним пальцем печатать будет. Этого допускать нельзя. Это, я бы сказал, ненормально. Правда, есть одна машинистка в отделе координации. Кудлатая. Но она печатает не то, что написано. У неё ассоциативное мышление. И я не могу понять, на чём базируются её ассоциации. Я пишу «со— творенье», сотворенье мира — понятно, а у неё «конфитюр». Абсолютно не похожие по написанию слова! И почерк у меня чёткий, можно сказать, каллиграфический.
Я машинально пробормотал:
— Сотворенье, варенье, конфитюр…
Тов. Древесный обрадовался:
— Вы, Сынулин, кажется, открыли закономерность её ассоциаций. Она напечатала мне пятьдесят страниц, и на каждой — конфитюр! А это будет читать учёный совет…
— Ах, ваша диссертация? — спросил я.
— Да, да.
— Тут нужна особая точность.
— Конечно, — сказал Древесный, — наука!
Взгляд у него потеплел, и я почувствовал, что могу спросить:
— А тема, если не секрет?
— Тема? «Экономия различных металлов в современном делопроизводстве в условиях максимальной загрузки управленческого аппарата». Но мы отвлеклись. Мне важно сейчас качественно перепечатать написанное. А я, вместо того чтобы подыскивать цитаты для дальнейших глав и работать над библиографией, разгадываю ребусы в собственной рукописи. Вы, Сынулин, понимаете, что мне нужно…
Я, конечно, понял, и вместо Зайцевой сейчас уже работает сестра Фисы, она машинистка.
А та, которая «конфитюр», — по-прежнему в отделе.
Вместе с этим письмом посылаю погашенные почтовые марки: старик Задарёнов просил. Передай ему, пожалуйста. У нас в СУСе тоже много филателистов. Толкутся в отделе корреспонденции, роются в. конвертах. Вчера так быстро расхватали почту, что заврегистрацией кричала:
— Стойте, черти! Куда вы всё тащите? Я ещё но успела входящие номера поставить.
С приветом!
Алексей
7 октября
П. С. Стеклов отколол сегодня очередной номер. Даже писать тебе об этом не хотелось: надоели его штучки. В кассе выдавали прогрессивку. Он подошёл к окошку и против начисленной ему суммы написал: «В доход государства». И расписался.
Его спросили:
— Как это понимать?
А он:
— Так и понимайте. Вроде бы по за что. Не вижу разницы между пашей работой раньше, до прогрессивки, и теперь…
Вот и вы, мол, так поступайте, как я. А кто ему дал право лезть в чужой карман? Неудобно стало сотрудникам от этой выходки. Даже очередь у кассы поредела, растаяла. А потом по одному подходили.
Здравствуй, Василий!
Вчера с Акимом закатились в «Пещеру». Я не хотел было идти туда поначалу.
— Разве, — говорю, — там можно посидеть, поговорить, когда камнями по дубовым столам бьют?
Но орехи в «Пещере» кончились, и поэтому было тихо. Оказывается, их подавали только во время декады но лучшему обслуживанию потребителей. А декада прошла. Отстучались.
Выпили мы с Акимом за наши успехи, за управляющего СУСом тов. Древесного.
Здесь, в «Пещере», подают не водку, не коньяк, а самогон какой-то. На этикетке написано: «Неандертальская горькая». Поначалу попробуешь — чёрт знает что. Иприт. Потом привыкаешь, даже приятно.
Кроме «Неандертальской горькой» можно заказать вино «Мезозой». Это, по-моему, портвейн «Три семёрки», перелитый в другие бутылки.
Аким сказал:
— Что в работе главное? Локоть товарища и спина начальника. За такой спиной, как у Древесного, — ха-ха! — можно жить.
Я тебе ни разу не описывал тов. Древесного? Он плотный, широкоплечий, широкоскулый. И переносица у него широкая. А нос крупный.
