Заплатите 3 руб. 90 коп., и вы будете иметь на долгую память альбом «Бердянский завод дорожных машин».
Если же денег тратить не хотите, то есть возможность — бесплатно! — стать владельцем альбома «25 лет Велюковскому арматурному заводу».
Свой собственный юбилей пропустить не хочет никто. По мере его приближения люди начинают с нетерпением и затаёнными смутными ожиданиями поглядывать на календарь. «Скорее бы уж стукнуло!» И первая мысль: «Издать бы что-нибудь! А то жизнь пройдёт, как Азорские острова, и не попадёшь в историю». А в неё так хочется попасть!
Но вернусь к альбомам. Всего прекраснее из них, по— моему, тот, на котором начертано: «Памятный адрес» (г. Светлый — о себе). Это толстенный, увесистый фолиант, который надо бы застёгивать на медные застёжки. Как евангелие.
Глядя на эту книгу, хочется положить на неё руку и поклясться в любви, в верности. Или в том, что будешь говорить только правду.
Внешние обложки альбома ледериновые, внутри красный муар, который идёт обычно на орденские ленточки. Изготовлен альбом фотохудстудией «Объектив». И запрошено за него 18 руб. 40 коп.
Кто их выложит? Знать, у не считающих деньги людей мог он родиться!
А впрочем, возможно, любителей привлеку фотографии: «В заводской столовой», «Дом культуры», «Кипит за бортом пена».
Но не только клятвы хочется приносить, положив руку на муар. Возникает желание подсчитать, во что обходится любовь к снимкам, сделанным аппаратом «Хасельблат». А также полюбопытствовать, почём сегодня на рынке муар.
1970
С некоторых пор я стал непротивленцем.
Исповедую принцип непротивления злу.
И очень, скажу вам, доволен, придя к этому убеждению. Сожалею только, что поздновато осенила меня мудрость.
Раньше я возмущался, если в учреждении меня отфутболивали от стола к столу. Горячился, услышав презрительное: «Много вас тут ходит». Кипятился, если меня приглашали к одиннадцати, а принимали в семнадцать. Я взрывался, получив из химчистки свой пиджак с теми же пятнами, что и были, но увеличенного размера. Во мне всё бурлило при такой, например, сцене: пассажир даёт водителю такси деньги, рассчитываясь за поездку, а шофёр не берёт их: «У меня нет сдачи. Если вам сдача, нужна, сбегайте куда-нибудь разменять. Да побыстрее!»
Я говорил кому-то горькие, обидные слова. И кто-то говорил мне слова ещё более горькие и обидные.
Теперь всё по-другому. Я не возмущаюсь. Не горячусь. Не кипячусь. Не взрываюсь. И во мне ничто не бурлит.
Я берегу нервы.
Говорят, теперь — это самое главное.
И представьте, сейчас мне живётся ничуть не хуже, чем раньше, когда я горячился, кипятился, критиковал устно и письменно.
Конечно, выдержку надо приобретать. Она приходит не сразу. Иногда чувствуешь: вот-вот вспыхнешь. Начинаешь считать. До десяти. До ста. До тысячи. Или самовнушением заниматься. Допустим, в магазине на рубль обсчитали. С твоих уст вот-вот сорвётся: «Какого же вы…» Но ты говоришь себе: «Спокойно. Обсчитали только на рубль. А могли и на три и на пять. Но ведь не стали же этого делать, Есть всё-таки приличные люди, знающие меру…»
Словом, я никого не критикую. Я только улыбаюсь и говорю: «Спасибо».
Недавно судьба загнала меня в районную столовую.
Это, конечно, не «Метрополь».
Щами многосуточными пахнет. Шницелем пережаренным. На полу не очень чисто. И скатерти на столах такие, словно в них антрацит носили.
Присел я за столик, меню читаю. И тут подходит ко мне официантка. Говорит (не голос-сухой лёд):
— Ну что? Так пришли посидеть или брать что будем? А то мы скоро столовую на обед закрываем.
— Буду, — говорю, — брать.
— Только учтите: отбивные кончились. Люли кончились. Полтавские с гарниром кончились. Диетические без гарнира кончились. Азу тоже не пойдёт. Может пойти только шницель. А на первое щи.
— Очень, — говорю, — хорошо.
Относительно щей обоняние меня, как видите, не подвело. И насчёт шницеля я не ошибся: на кухне горел именно он. А я запах горелого шницеля за километр различаю. Особенно после того, как бросил курить.
Официантка объясняет мне, что «пойдёт», что «не пойдёт», а я тем временем скатерть на другую сторону переворачиваю. С другой стороны она почище. Только штамп на ней стоит пугающий — большой и чёрный. Мазутом напечатанный.
