— Постойте, — удивляется Купейный, — мы всего-то металла на год получаем десять тонн. Какой дурак подписывал этот приказ?
Начальник планового отдела молча выкладывает на стол директора «Бумагу— сверху». На ней подпись: «Купейный».
Купейный смущённо молчит, вспоминает, что полгода назад действительно подписывал этот приказ.
— Почему ясли не строим? — спрашивает директор бухгалтера.
— Денег нет. Отказано…
— Кто отказал?
— Товарищ Купейный. Вы то есть…
И чего бы ни касалось дело — штатных неурядиц или замены оборудования, постройки нового корпуса или сооружения бани, — везде на пути Купейного-настоящего стоял Купейный-бывший со своими приказами, инструкциями и наставлениями.
«Срам какой, хоть фамилию меняй!» — думал директор завода в минуты отчаяния.
«А что же дальше произошло? — спросит читатель и начнёт строить догадки: — Купейный всё понял и исправился». Или другой вариант: «Его снова повысили, и ому опять легко». Могло быть и иначе: «Приятель подыскал ему новое место, где приказы и инструкции, изданные ранее Купейным, не действовали».
Ни то, ни другое, ни третье.
… В один из холодных зимних дней он отправился в областной центр. Если бы это случилось раньше, он поехал бы на машине, но машины теперь у него не было. Оставался один вариант: до станции — автобусом, а дальше — поездом.
Автобус задержался и подошёл к станции уже тогда, когда поезд дал прощальный свисток.
Купейный успел прыгнуть на подножку. Но дальше произошло страшное. Он дёрнул дверь, а она не открылась. Дёрнул ещё — то же самое.
Так и ехал он на подножке до следующей станции — на отчаянном ветру и лютом морозе.
Когда поезд наконец, остановился и Купейный ступил на перрон, он почувствовал, что руки и ноги у него не сгибаются и весь он какой-то деревянный. Скорее даже стеклянный.
— Вам плохо? — спросила оказавшаяся рядом проводница.
Купейный посмотрел на неё ледяным взглядом, хотел закричать, но только прошептал:
— Безобразие! Я ехал на подножке целую остановку. Почему у вас заперты двери?
— А они вовсе не заперты, — ответила проводница. — Вы пробовала их открыть?
— Пробовал, — сказал Купейный и показал рукой, как он дёргал дверь.
Проводница с сожалением посмотрела на него и спросила:
— А в другую сторону вы не пробовали?
… После тяжёлой болезни Купейный ушёл на пенсию. Грустно всё это окончилось. А всё отчего? Товарищ Купейный, бывший крупный работник железнодорожного транспорта, не знал, в какую сторону открывается дверь вагона. О приказах и инструкциях, изданных им, тут уж и говорить нечего.
1962
С Дмитрием Степановичем Порыжеловым происходило что-то странное. Вроде был нормальный человек, а превратился в злодея.
Началось всё с того, что он жестоко обидел своего заместителя Малинкина. Малинкин готовился отметить день рождения, пригласил гостей, жена два дня бегала по рынкам. И вдруг накануне празднества Порыжелов отдаёт приказ: Малинкин должен немедленно вылететь в командировку, самолёт — через три часа.
Когда новорождённый узнал эту страшную весть, лицо его так изменилось, что он сразу стал казаться дет на двадцать старше.
— Как же?… Как же, Дмитрий Степанович?!
— Вот так. Поедешь — и всё.
Едва этот разговор окончился, как Порыжелову позвонила жена Малинкина. Супруга заместителя сначала умоляла, потом плакала. Потом снова стала умолять. Но безуспешно ссылалась она на то, что гости уже оповещены, а цыплята замаринованы. Порыжелов был непреклонен.
И Малинкин улетел. От гостей, от цыплят и от подарков.
В тот же день Порыжелов очень сильно огорчил ещё одного человека — своего старого друга Брынзеватого, который работал в научно-исследовательском институте. Брынзеватый пригласил Порыжелова на защиту диссертации: приходи, мол, и выскажись как производственник, ты же знаешь тему моей работы и одобрил её.
Порыжелов на защите диссертации присутствовал, но, к удивлению и ужасу Брынзеватого, диссертации не одобрил.
Как производственник Порыжелов выступал против, и, хотя говорил весьма сбивчиво, учёный совет пришёл в замешательство. Защиту диссертации пришлось отложить.
Но Брынзеватый не был последней жертвой Дмитрия Степановича.
