Отбор кандидатов на освобожденную ее же волевым решением вакансию (сам виноват, у него была возможность не только остаться в фирме "Макнот", но и стать мужем ее без пяти минут директора) Чуликова проводила придирчиво. Оценивала одновременно деловые качества и те, что интересовали ее как женщину. Неженатым сразу давала от ворот поворот — это уже пройденный этап. Слишком молодые ее не интересовали, а если человек не расстался со свободой до тридцати, то и после вряд ли согласится ее потерять. Вот лет тридцать, тридцать пять для нее подошли бы как можно лучше. Разумные, перспективные, с превосходными внешними данными — ей ведь еще и родить хотелось успеть, стало быть, будущий муж должен передать наследнику отличные гены.
Представительниц женского пола она, естественно, отвергала сразу. Услышав по телефону женский голос, даже на собеседование не приглашала. Ее интересовали исключительно мужчины.
Из всего потока приглянулись трое. Один, невероятный красавчик, оказался недостаточно квалифицированным в области продвижения на рынок оборудования, к тому же английский знал на уровне шестого класса общеобразовательной школы. А жаль…
Второй, тоже вполне достойный соискатель, не имел на пальце обручального кольца. На всякий случай Наташа поинтересовалась как бы вскользь:
— А что у вас с семейным положением?
Тот недобро усмехнулся:
— Не дождутся!
Ах, раз так, то и ты, голубчик, не дождешься. Не про тебя эта вакансия — Наталье стольких трудов стоило оставить для себя этот резерв. Как ни обидно, но пришлось распрощаться — сразу видно, безнадежен. Еще пара-тройка лет — на него уже и посягать-то никто не будет, а он носится со своей свободой, как школьница с девственностью.
Третьим был Бахарев. Чуть-чуть не вписывался в возрастные рамки, очерченные Натальей Петровной. Ну да где тридцать, там и двадцать девять — невелика разница. Куда хуже было то, что семейный стаж у него ограничивался всего несколькими месяцами. Она не знала наверняка, когда мужики начинают испытывать раздражение замызганным халатом, но догадывалась, что не в первые же месяцы супружества. И это был существенный минус. Однако остальным пунктам Бахарев соответствовал на все сто: и опыт работы, и свободное владение языком (как английским, так и русским — с клиентами тоже нужно уметь разговаривать). И внешние данные тоже вполне. Не настолько хорош, конечно, как первый, но… ничего, очень даже ничего. По крайней мере, ей не пришлось бы краснеть перед прихлебателем, если бы они случайно где-нибудь столкнулись. Она решилась сделать ставку на него. А малый семейный срок мог даже сыграть ей на руку: возможно, в ближайшее время они решат завести потомство, и тогда… Тогда Наташины шансы резко возрастут: ну какой нормальный мужик сможет от нее отказаться, если дома беременная баба в засаленном халате и с присущими в этом положении капризами? А рядом — Наталья. Вся такая ухоженная, стройная, интеллигентная… В самом деле, с Бахаревым у нее имелись неплохие шансы!
Идти домой не было ни малейшего желания. Дома Юлька, там нужно улыбаться, изображать из себя счастливого человека, а сил на это у Вадима не оставалось совершенно. Все силы забирала работа. Вернее не столько работа, сколько…
Эх, если б не Юлькина беременность — все было бы проще. Конечно, главная проблема от этого не стала бы меньше, и все-таки бороться с ней было бы не так тяжело. В моральном плане появилась бы какая-то отдушина, возможность почувствовать себя живым человеком, а не роботом.
До дома осталось минуты три ходьбы, не больше. И опять придется натягивать на лицо улыбку счастливого идиота и не снимать ее до ночи. Нет, дома Вадим и в самом деле был счастлив. Или почти счастлив. Вот если бы не…
Все бы ничего, если бы только он хоть где-нибудь мог позволить себе расслабиться. Дома — нельзя, там Юлька. Ее беременность как раз вошла в фазу максимальной обидчивости — чуть только не так скажи, или не то, и слез не оберешься. Как дитя малое, честное слово. Иной раз хотелось прикрикнуть на нее, чтоб кончала придуриваться и становилась той Юлькой, которую он знал и любил. Но вместо той, веселой и взбалмошной, нынче была капризная избалованная кукла с огромным выпирающим животом, с вечно надутыми губками и глазками, готовыми в любой момент наполниться горючими слезами.
