В то же время он чувствовал, как хищные пальцы Натальи Петровны пытаются преодолеть тонкую ткань рубашки, преграждающую путь к телу Вадима. Чуликова прижалась к нему настолько тесно, что он без труда ощущал не только ее выпирающую грудь, но и впалый животик, и ноги, казалось, опутавшие Бахарева оковами. В ее объятиях он чувствовал себя спеленатым младенцем. И в это же время — хозяином положения, властителем чужих тел и душ…
Да что там чужих? Зачем ему чужие, зачем другие? Когда вот она, та, которой хочется обладать немедленно, сию секунду. Начальница, не начальница — какая разница? Потому что хочется. Ее. Сейчас. Только ее. Сейчас. Ее одну. Наталью. Сейчас. Петровну. Немедленно!
Бахарев забыл, что они не одни. Его руки хаотично метались по ее обнаженной спине, то и дело норовя скользнуть внутрь, на запретную территорию. Ладони мяли струящуюся ткань платья, собирая ее в складки, стремясь снять его, содрать. Однако то ли ткань была слишком гладкая, то ли Наталья Петровна успевала резко одернуть платье, но раз за разом попытки Вадима проваливались. Не соображая, что творит, он яростно целовал ее практически оголенное плечо. Целовал, буквально вгрызаясь в ее кожу, почти кусал…
Внезапно все прекратилось — Чуликова резко вырвалась из его объятий. Стояла по-прежнему рядом, и смотрела на него, не отрывая взгляда. Она не произнесла ни звука, но ее глаза говорили куда красноречивее слов. Они кричали, звали, требовали продолжения. Еще никогда в жизни Вадиму не доводилось видеть таких глаз. Вернее, такого откровенного желания, жажды, страсти. Голода. Грудь ее, аппетитно обтянутая мерцающей в полусумраке тканью, вздымалась часто. Тщательно уложенная в начале вечера короткая стрижка растрепалась. Губы жадно хватали воздух, ровные белые зубки светились в полуулыбке.
Молчаливое созерцание длилось несколько бесконечно долгих мгновений. Чуликова взяла Вадима за руку, взгляд ее хищно сверкнул, и она повела его куда-то. Бахарев не сопротивлялся. В эту минуту он готов был идти за ней на край света. Потому что такой взгляд не может обманывать. Слишком много обещаний в нем было, откровенных, зазывных…
Едва втащив жертву в свой кабинет, Наталья тут же захлопнула дверь и для надежности провернула замок. Все видели, как она волокла к себе Бахарева — ну и пусть, так даже лучше. Чтоб у мальчика завтра иллюзий не осталось насчет мнимой свободы.
Толкнув Вадима на дверь, набросилась на него хищницей. Хотелось разодрать рубашку в клочья, хотелось продемонстрировать будущему мужу, как неудержима она в сексе. Однако в последнюю минуту все же решила соблюсти хотя бы некоторые приличия: в конце концов, время еще детское, почему бы им после всего не выйти к остальным и не сообщить радостное известие о том, что начальница в ближайшее время планирует поменять фамилию? Да и есть наверняка захочется — Наташа всегда после секса испытывала просто дикий, животный голод. А потому рубашку расстегнула почти аккуратно. Правда, одна пуговица все-таки отлетела, но это уже не Наташина вина — жена не позаботилась пришить покрепче.
Распахнув рубашку, она впилась зубками в его грудь. Не сильно, только подзадорить. Пожалуй, напрасно — мальчик и без того был уже разогрет до полной готовности: сгреб ее в охапку, дотащил к столу, повалил на него. Не без труда сорвал платье — ткань струилась, цеплялась за повлажневшее тело. Принялся нетерпеливо дергать бюстгальтер.
Наташа усмехнулась про себя: как он предсказуем! Предвидя его торопливость, она заранее все продумала. Специально надела бюстгальтер с застежкой впереди. Один щелчок, и лишний в данное мгновение предмет туалета полетел в произвольном направлении. Бахарев жадно, словно изголодавшийся младенец, припал к освободившейся груди.
Цель была практически достигнута — Наталья Петровна на планировании всевозможных акций собаку съела. Оставалось самое главное, но это уже мелочи — с такого крючка мальчику не сорваться. Но и одетым его оставлять негоже. Любовь так любовь — прочь одежду.
Пока Бахарев наслаждался ее восхитительной грудью — и не только грудью, Наталья с гордостью демонстрировала свое тело, недаром же по три раза в неделю надрывалась на тренажерах — она принялась за его брюки. Чуть замешкалась с крючком — тот все цеплялся за что-то, словно не желая сдаваться. Молния расстегнулась, как и положено, на раз. И тут ее пальцы нащупали нечто странное. Немножко не то, что ожидали. Вернее, то, что она ожидала обнаружить, было на месте, и даже в полной боевой готовности. А вот это что?
