— Но, нѣтъ, — сказалъ онъ, — это только испугъ придалъ ему эту вспышку силы и она скоро угасла, разумѣется. Онъ упалъ среди чащи и умеръ тамъ но недостатку чьей-либо помощи…
И дядя Силасъ принялся снова рыдать, упрекая себя и говоря, что на немъ теперь печать Каина и что онъ опозорилъ свою семью; его уличатъ и повѣсятъ. Томъ возражалъ ему, говоря:
— Нѣтъ, васъ не уличатъ, потому что вы не убивали его. Одинъ вашъ ударъ не могъ причинить ему смерти. Убилъ его кто-либо другой.
— Я, а никто другой! — отвѣчалъ старикъ. — Кто другой имѣлъ что-нибудь противъ него?.. Кто могъ имѣть что-нибудь противъ него.
Онъ смотрѣлъ на насъ, какъ бы надѣясь, что мы назовемъ лицо, которое могло бы питать вражду къ такому безобидному, ничтожному человѣку, но мы не нашлись, что сказать; онъ замѣтилъ это и лицо его омрачилось болѣе прежняго. Я не видывалъ никогда такого скорбнаго, жалкаго выраженія! Но Томъ вдругъ спохватился и сказалъ:
— Позвольте, кто-то зарылъ его. Кто же…
Онъ оборвался на полсловѣ и я понялъ почему. У меня морозъ пробѣжалъ по кожѣ, когда онъ только заговорилъ: я передъ тѣмъ еще вспомнилъ, что мы видѣли, какъ дядя Силасъ бродилъ съ заступомъ въ ту ночь. И я зналъ, что и Бенни видѣла его тогда; она какъ-то разъ упомянула объ этомъ. Томъ, не докончивъ своей фразы, заговорилъ тотчасъ о другомъ; онъ умолялъ дядю Силаса молчать, къ чему присоединились и мы всѣ; но Томъ утверждалъ, что онъ даже обязанъ это сдѣлать: ему нечего было доносить самому на себя, а если онъ промолчитъ, то никто его и не заподозритъ; если же все откроется и ему будетъ худо, это сокрушитъ сердце всей его семьѣ, убьетъ всѣхъ, а добра отъ этого никому не выйдетъ. Въ концѣ концовъ старикъ далъ слово молчать; мы всѣ ожили и старались его ободрить. Мы говорили ему, что отъ него требуется только, чтобы онъ сидѣлъ себѣ спокойно, а тамъ скоро все пройдетъ и забудется. Кому придетъ въ голову заподозрить дядю Силаса, толковали мы, когда онъ такой добрый, ласковый и пользуется такою хорошею репутаціею. Томъ говорилъ привѣтливо, отъ чистаго сердца: только подумайте минуту, поразсудите. Вотъ нашъ дядя Силасъ: онъ состоитъ здѣсь проповѣдникомъ уже много лѣтъ… и безкорыстно; всѣ эти годы онъ дѣлаетъ добро, оказываетъ услуги, по мѣрѣ своихъ силъ… и тоже безкорыстно; всѣ его любятъ, уважаютъ; онъ живетъ всегда мирно, занимается однимъ своимъ дѣломъ, словомъ, послѣдній человѣкъ во всемъ округѣ, который былъ бы способенъ тронуть другого. Подозрѣвать его? Да это такъ же невозможно, какъ…
— Именемъ закона штата Арканзасъ… арестую васъ по подозрѣнію въ убійствѣ Юпитера Деплапа! — прогремѣлъ голосъ шерифа на порогѣ комнаты.
Настало что-то ужасное. Тетя Салли и Бенни кинулись къ дядѣ Силасу, крича и рыдая, обнимали его, прижимали къ своей груди; тетя Салли гнала всѣхъ прочь, говорила, что не дастъ его, не позволитъ взять, а негры собрались у дверей, тоже плача… Я не могъ вынести этого, сердце у меня разрывалось, и я убѣжалъ.
Его засадили въ маленькій острогъ въ концѣ поселка, и всѣ мы отправились съ нимъ проститься. Томъ снова расходился и говоритъ мнѣ:
— Знаешь, у насъ впереди большой подвигъ; мы подвергнемся разнымъ опасностямъ, но освободимъ старика въ одну темнѣйшую ночь. Да, Геккъ, молва объ этомъ разнесется повсюду и мы прославимся!.. — Но дядя Силасъ разстроилъ весь этотъ чудный планъ, лишь только Томъ намекнулъ на него. Онъ сказалъ, что считаетъ своимъ долгомъ подвергнуться тому, чего требуютъ законы, и не тронется изъ тюрьмы, хотя бы даже въ ней и двери не было. Это разочаровало Тома и даже глубоко огорчило его, но нечего было дѣлать, приходились съ этимъ мириться.
Тѣмъ не менѣе Томъ считалъ себя отвѣтственнымъ за все происшедшее и обязаннымъ поэтому возвратить свободу дядѣ Силасу; онъ просилъ тетю Салли не падать духомъ, потому что намѣревался стараться день и ночь о томъ, чтобы доказать невинность старика. Тетя Салли ласкала его, благодарила, говоря, что вѣритъ въ его готовность употребить всѣ свои усилія, и просила его помогать Бенни въ присмотрѣ за домомъ и за дѣтьми. Потомъ, поплакавъ и распростясь, мы всѣ воротились на ферму, а тетя Салли осталась на мѣсяцъ у жены тюремнаго сторожа, въ ожиданіи суда, который былъ назначенъ на октябрь.
