Усилием воли прогнав малодушные мысли, Лизи устремилась в самый темный из ближайших проулков. Стены соседних домов сходились так близко, что девушке казалось, будто с каждой минутой они сдвигаются все теснее, грозя раздавить незваную гостью. Кучи мусора громоздились вокруг, влезали одна на другую и, сливаясь, перерастали в настоящие курганы.
На вершине одной из куч в тусклом оконном свете Лизи заметила движение. Рука ее дернулась к сумочке, но оружие не понадобилось. Девушку испугал не человек. Громадная черная крыса, вцепившись зубами в мертвую ворону, пыталась вырвать ее из пасти худой, но не менее решительной кошки. Размеры хищников были почти одинаковые, и Лизи не сдержала тонкого вскрика, сообразив, что впервые видит такую огромную крысу. При звуке человеческого голоса животные замерли на мгновение, но даже не разжали челюстей и вскоре вновь терзали спорную добычу. Содрогаясь от омерзения, Лизи постаралась поскорее покинуть это отвратительное поле боя.
Соседний переулок оказался ничуть не лучше. Все те же зловонные отбросы и ночное зверье, ищущее пропитание. Лизи даже показалось, что она начала привыкать к запаху нищеты и запустения. Удивительно, но страх тоже несколько притупился. Она уже не металась от стены к стене, не шарахалась от ночных шорохов и бездомных животных. Нищий, спящий в ворохе старых газет, вызвал у нее лишь чувство брезгливого сочувствия, а две пьяные девицы, поющие во весь голос популярную в народе песенку «Мой ненаглядный, я твоя», — даже мимолетную улыбку. Ночной город был не таким страшным, как представляла Элизабет в первые минуты знакомства с ним. Девушка понемногу успокоилась и позволила себе расслабиться.
Именно тогда легкое, почти неслышное движение за спиной заставило ее резко обернуться. Темный переулок был пуст. Несмотря на это, парализующий страх накатил мощной волной, заставив на мгновение замереть даже сердце. Усилием воли Лизи стряхнула оцепенение и даже сделала пару шагов навстречу напугавшей ее тьме. С каждым ярдом страх нарастал, как будто отважная искательница приключений приближалась к чему-то неотвратимому и смертельно опасному. Возникло неприятное липкое ощущение, которое девушка никак не могла определить, но которое с этих минут уже не покидало ее. В конце концов Лизи остановилась.
«Там мне нечего делать! — твердо сказала она себе. — Там нет того, за кем я охочусь». Но при мысли об охоте она уже не чувствовала себя ловцом, выслеживающим дичь. Напротив, с каждой минутой она все больше представляла себя загнанным в лабиринт ягненком, по следу которого идет безжалостный хищник.
Лизи развернулась и поспешила покинуть это неуютное место. Впереди переулок вливался в более широкую улицу. Девушка убеждала себя, что именно там она найдет того, за кем пустилась в погоню. В глубине души она надеялась, что это произойдет на освещенной фонарями широкой площади, где на ее зов поспешат бравые констебли и случайные прохожие.
Улица, где она очутилась, действительно казалась более цивилизованной, чем окружающие трущобы. Кое-где горели слабые масляные фонари, вдалеке маячила припозднившаяся парочка. Но пугающее ощущение преследования никуда не делось. Страх постепенно затапливал душу, проникая в каждый укромный ее уголок.
Отойдя от страшного переулка на изрядное расстояние, Элизабет решилась оглянуться. Именно в этот момент призрачная, почти незаметная тень скользнула из темной подворотни на улицу. Длинная фигура в плаще с наброшенным капюшоном. Лизи почти не видела человека и могла хорошо разглядеть лишь его тень, распластавшуюся в круге света уличного фонаря. Человек замер под взглядом девушки, а его тень застыла бесформенным пятном на земле. Несколько секунд Лизи не сводила с нее глаз, но тень терпеливо лежала, не шевелясь. Лизи мотнула головой, прогоняя наваждение. «Померещится же с испугу!» — подумала она.
Однако тревога не покидала. Руки и ноги млели от странной слабости, и Лизи приходилось заставлять себя идти вперед. Поминутно оглядываясь, она замечала, что человек продолжает идти за ней. Но стоило остановиться, и он замирал как ни в чем не бывало.
