— Все будет в порядке. — Я откашлялся, думая, как бы сменить тему, чтобы не обидеть радушного хозяина. — Просто небольшие неприятности… Константин Платонович, у меня к вам разговор.
— Что, наедине? — удивился тот. — Извольте!..
— Пройдем в соседнюю комнату. Феликс Мстиславович, вы разрешите?
— Разумеется, — кивнул Шиллер, нисколько, судя по его виду, не удовлетворенный моими объяснениями. — Соседняя комната к вашим услугам. А мы чаю еще попьем, правда, красавицы?
Такому ходу событий я был только рад, мы с Костасом прошли в смежную комнату, и я крепко запер дверь. Разговор предстоял весьма деликатный, не терпящий чужих ушей и глаз.
Наследник великого князя прошел на середину комнаты и обернулся ко мне, криво улыбаясь. Он все никак не мог забыть близняшек, кинувшихся мне на шею. Я читал его похабные мысли, как открытую книгу. Оставляя Костаса в одной компании с девушками, я надеялся только на Шиллера. Иначе великокняжеский сын давно полез бы к сестренкам с домогательствами. Сейчас же Костас едва сдерживал желание скабрезно высказаться по этому поводу. И в любой другой обстановке он давно бы уже показал свое настоящее лицо, как привык за свою не слишком долгую, но насыщенную скандалами жизнь, не боясь никого и ничего вокруг. Но что-то во мне его смущало, не позволяло открыть рот.
И в следующее мгновение я изрядно удивил избалованного отпрыска.
В два шага оказавшись рядом с ним, я схватил Костаса за грудки, да так крепко, что у него перехватило дыхание. От изумления Костас вытаращил на меня глаза и все открывал рот, пытаясь вдохнуть хоть малую порцию воздуха. Но я, не снижая темпа, оттащил его к дальней стене и с силой толкнул спиной вперед, впрочем не выпуская лацканы его пиджака из своих рук. Костас с глухим звуком стукнулся о стену.
— Бреннер! Что вы себе позволяете!.. — наконец выдохнул он вместе с остатками воздуха.
— Молчать! — Я говорил негромко, но знал, какой эффект производит такой мой тон.
Костас послушно примолк, а взамен я позволил ему пару раз вздохнуть и тут же усилил нажим.
— Признавайся, кому ты продал тайну хранилища?
Надо сказать, еще при разговоре с князем я задумался, каким же образом заокеанские стрелки узнали тайну секретной банковской ячейки, если даже о самом факте ее существования были осведомлены лишь четверо: император, великий князь, директор банка и его заместитель. Последних двух я отмел сразу: будь они виновны, не пришлось бы устраивать столь шумную операцию. Они могли скрытно похитить кофр в любое время. Но не подозревать же императора и великого князя? Значит, был еще один человек, владевший тайной ячейки. И сразу же, как только я определил круг лиц, приближенных к великому князю, у меня осталась лишь одна кандидатура — Костас. Он единственный был каким-то образом связан со стрелками, именно его хотели ликвидировать. Зачем? Вероятно, чтобы навсегда похоронить эту тайну. Так что я был почти на сто процентов уверен в своей правоте, поэтому и вел себя столь грубо. Ошибись я в предположениях, и мне не поздоровится. Константин Платонович был человеком злопамятным и обид не прощал.
— Да вы что? Какого еще хранилища?
— Особого, императорского, — неспешно пояснил я. — Того самого, где хранился желтый кофр. Признавайся, или, клянусь всем, сейчас я попросту застрелю тебя и будь что будет!
В подтверждение своих слов я достал «дырокол», перевел рычажок в боевой режим и приставил короткий ствол к голове Костаса.
Он поверил. Да и кто бы на его месте не поверил? Я умел убеждать. Профессия такая. А поверив, Костас затрясся всем телом и быстро заговорил:
— Бреннер, клянусь, меня заставили. У меня долги! Огромные долги! Мне пообещали все списать подчистую! Я не мог отказаться, просто не мог! Я знал немного, подслушал как-то разговор отца по переговорнику. Он говорил с братом, с императором. Тогда-то я и узнал о кофре! Но что там внутри — понятия не имею! Знаю только, что они хранили там нечто ценное. Еще услышал, что вскоре кофр должны были изъять из ячейки. Он мне все простил за эти сведения, все мои долги!
Я слушал, и мне было противно. Но кое-что не сходилось в этой истории. Долги, пусть даже крупные, — слишком незначительный повод для шантажа персоны такого уровня.
