В настоящий момент великий хан был очень далеко. Но когда-нибудь он вполне может приказать, чтобы дневник Марко перевели и прочитали вслух. Так что выбор слов требовал большого благоразумия - даже здесь, на этом не отмеченном на картах островке. А если чтец, запнувшись, попытается слегка изменить смысл, великий хан сразу заподозрит неладное. Это как пытаться обмануть его святейшество в вопросах доктрины. Нет-нет, не пройдет. Никоим образом.
Окунув перо в ягодные чернила, Марко продолжил запись. "Подобные случаи, полагаю, объясняются самим естеством монголо-татарских воинов. Да, безусловно, в суровых степях они мчатся, как неистовые ветра, - но вянут подобно нежным цветкам во влажных тропических джунглях. В своих плотных кожаных доспехах - когда им не приходит в голову их снять - монголы пекутся там, словно цыплята в печке. А сняв доспехи, становятся слабы и беззащитны, как яйца без скорлупы.
Всем известно, что войска великого хана пока так и не покорили Бир-мянь - несмотря на энергичные атаки лучниками грозных боевых слонов, что возят на своих могучих спинах целые крепости с вражескими воинами. И хотя махараджа Чамбы платит великому хану дань, чамбские мятежники все еще таятся в лесах и, будто бешеные псы, хватают за пятки императорских сборщиков дани. Подобные бунты не прошли бы безнаказанно ни в четко очерченных пределах Катая, ни в богатой южной провинции Манзи, где есть простор для действий степных всадников. Полагаю, тропический климат подтачивает их силы - как можно со всей ясностью увидеть на этом злосчастном острове".
Марко прервался, чтобы смахнуть с лица прядь каштановых волос и макнуть перо в ягодные чернила. Потом продолжил.
"Монголо-татарские воины не приспособлены также и для моря - оттого-то и не выказывают большого желания покинуть это Богом оставленное место. Нехватка у них флотских навыков оказалась воистину несчастьем для великого хана во время отмеченных дурными знамениями нашествий на Чипангу, где жемчуга алы, как восходящее солнце, а дворцы и храмы крыты чистейшим золотом.
Известно, что отправленные в первое нашествие 30000 малопригодных для морского плавания монгольских воинов, а также нерадивых катайских и корейских мореходов высадились на отделенном от Чипангу необитаемом островке после того, как мощный шторм разметал их эскадру в лето Господне 1274-е. (Подобно тому как одиннадцатью годами спустя и мы оказались выброшены на берег этого уединенного острова.) Этим тридцати тысячам удалось спастись, хитроумно захватив японские корабли, посланные их уничтожить. Но когда в году 1281-м великий хан предпринял второе нашествие на Чипангу, флот его действовал еще неудачнее - и я хорошо помню, как..."
- Прекрасно известно, - заметил как-то великий хан в главном приемном зале Ханбалыка, слегка вороша свою пушистую бородку, - что все люди мне повинуются. Разве не так?
- О да, великий хан, конечно, великий хан, - разом откликнулись все присутствующие, а среди них - Никколо, Маффео и Марко Поло. Все трое Поло не расценивали подобное выражение согласия как ложь, трусость или лицемерие. Считалось простой вежливостью (а также проявлением здравого смысла) ответить "о да, великий хан" на любое заявление Хубилая, заканчивавшееся словами "разве не так?".
- Итак, все люди мне повинуются. А те, кто не повинуется, непременно будут. Верно, что я снисходителен. Я крайне снисходителен. Настолько, что даже не требую полной покорности и послушания от всех. Хотя так было бы лучше для мира, согласия и общего блага. Но я, в своем снисхождении, не отнимаю корон у ваших императоров и пап.
Тут Поло вспомнили, с какой относительной легкостью латинский Запад, куда слабее татарского Востока, сместил византийского императора. А великий хан тем временем задумчиво отхлебнул глоток пряного рисового вина из своей громадной, усыпанной самоцветами чаши. (Шепотом передавался слушок, что наедине с собой Сын Неба предпочитает перебродившее кобылье молоко своих предков. Тайна эта содержала в себе определенную деликатность. Ибо надменные коренные катайцы считали молоко всего лишь железистым выделением, годным только для варваров или несмышленых детей. Так что слушок этот распространялся как можно тише - и шепчущий рот приближался почти к самому уху собеседника.)
