- Надо отпраздновать наше избавление от этих напастей, - заявил Маффео Поло, пока все потягивали кислое кобылье молоко и глодали жилистую копченую баранину, да еще несколько плодов ююбы. - Давайте-ка пошлем наших слуг на рынок у Биржи - пусть купят там добрый баррель сладчайшего красного вина Тосканы и корзину свежепойманных сардин из наших родных венецианских лагун. Сардины следует поджарить со свежим репчатым луком и чесноком на золотистом оливковом масле. А есть их должно с горячими пшеничными булочками с хрустящей корочкой, испеченными в большой кирпичной печи, что рядом с кухней в Палаццо ди Поло. Что за чудная трапеза для странствующих купцов, наконец вернувшихся к семейному очагу! Нам следовало бы собрать вокруг себя всех наших племянников и племянниц и поведать им удивительные истории...
- Кажется, я сейчас заплачу, - с тихим вздохом отозвался Никколо. Сколько лет я уже не пробовал горячих пшеничных булочек! Здесь нет ничего, кроме проса, песчаного риса и этой проклятой склизкой лапши, что заползает в глотку, будто змея или червяк! Червяк, будь он проклят!
- Лапша может быть и не столь отвратна, если ее приготовить как надо с оливковым маслом и чесноком. Стоит, пожалуй, добавить и тертого сыра. Нет, венецианцам она вполне могла бы прийтись по вкусу. Многие стали бы выкладывать за нее кругленькие суммы. Давай-ка, братец Никколо, захватим домой немного сухой лапши. Если мы, конечно, вообще туда вернемся, сказал дядя Маффео, сопровождая негромкий вздох Никколо своим собственным, куда более шумным, и закутываясь в плащ из шкуры росомахи, чтобы защититься от ледяного ветра, беспрестанно продувавшего пыльные северо-западные степи.
- Если великий хан когда-нибудь нам позволит... - проворчал Никколо, перебирая свои нефритовые четки (каждая бусина размером с доброе голубиное яйцо, ценою же как минимум в три корзины, полные отборных белых трюфелей, на рынке у Биржи). - А теперь давайте закончим нашу жалкую трапезу из скисшего кобыльего молока, жилистого мяса и этих непонятных фруктов, которые вроде и не фиги, и не финики. Пора спать. Кто знает, какие напасти, может статься, будут подстерегать нас утром - когда мы опять пустимся на поиски этой неуловимой Спящей Красавицы...
- "Может статься", отец? Ты сказал - "может статься"? - переспросил Марко.
8
Кунь: Исполнение.
Земля сверху и снизу.
Стойкая кобылица находит друзей на юго-западе.
Новые напасти едва смогли дождаться утра. Закутавшись в давно облюбованные паразитами заплесневелые спальные меха, старшие Поло и их люди крепко спали, когда рассвет уже начал оттенять болезненно-желтоватое небо на востоке лиловыми тонами. Марко же пребывал в какой-то полудреме. В столь суровых условиях он никак не мог нормально выспаться. Усыпанная гравием земля была слишком жесткой и колкой, блохи в спальном меху венецианца оторваться не могли от его аппетитной плоти. А хуже всего духи пустыни, подобно пронизывающим ветрам, что-то беспрестанно нашептывали в самое ухо. Так что если крепкий сон и наступал, то сопровождался он лихорадочными сновидениями и резкими, будоражащими пробуждениями.
И теперь крепкий сон уже не приходил. Вместо него в ушах у Марко вдруг зажужжало и загудело - и духи тут были уже ни при чем. Нет, не духи. Вполне реальное жужжание и гудение целых полчищ кусачих нефритово-зеленых мух, слетавшихся к распухающим трупам грифона, монгольского стражника и гигантского барса. Миг - и они были уже буквально повсюду: садились Марко на лицо, заползали в уши и ноздри, под одежду и под меха - и кусали, кусали, нещадно кусали все тело. Потом поднимались и кружили зеленовато-черными жужжащими облаками - а им на смену тем временем подлетало новое голодное подкрепление и отчаянно бросалось на добычу.
- Марон! Да это же сам Вельзевул! Повелитель мух! - вскричал дядя Маффео, выпутываясь из спальных мехов и тщетно пытаясь отмахнуться от безжалостного роя.
Монгольские всадники, выкрикивая невнятные степные ругательства, принялись отчаянно расцарапывать свою искусанную кожу. Верблюды скалились и фыркали, а кони ржали, били копытами и пытались сорваться с привязи сбежать от этой нефритово-черной жужжащей нечисти, что плотно рассаживалась на их шкурах. Татарин Петр дико вскрикнул, когда маленькие жадные твари залепили его измученные глаза.
