Я спросил его:
— Что это за девушка, та, о которой ты мне писал?
— Славная девушка. Я был у нее инструктором в нашем кибуце. Потом мы вместе пошли в армию.
— Что она делает в этом кибуце?
— Работает на скотном дворе.
— Училась она по крайней мере?
— Мы вместе учились в средней школе.
— Когда вы собираетесь пожениться?
— Когда вернусь. Ее родители настаивают на бракосочетании по всей форме.
Он сказал это таким тоном, который означал: ясное дело, нам обоим ни к чему эти церемонии, но у родителей, имеющих дочерей, другая логика. Я махнул рукой такси, а он попытался протестовать. «Зачем такси? Мы могли бы пройтись. Мне ничего не стоит пройти много миль». Я сказал шоферу, чтобы он повез нас через Сорок вторую улицу на освещенную часть Бродвея и потом свернул на Пятую авеню. Гиги сидел и смотрел в окно. Никогда я не был так горд небоскребами и огнями Бродвея, как в тот вечер. Сын глядел и молчал. Каким-то образом я постиг, что он думает теперь о войне с арабами и обо всех опасностях, которые он пережил на поле боя. Но те силы, от которых все зависит в этом мире, судили ему приехать в Нью-Йорк и увидеть своего отца. Казалось, он произнес свои мысли вслух. Я был уверен, что он, как и я, размышляет над вечными вопросами.
Как будто пробуя свои телепатические силы, я сказал ему:
— Никаких случайностей не бывает. Если тебе предназначено жить, ты остаешься в живых. Так суждено.
Удивленный, он повернулся ко мне:
— Э, да ты умеешь читать чужие мысли?
И он улыбнулся, изумленно, пытливо и скептически, словно я по-отечески подшутил над ним.