Вдруг она говорит: «Я готовлюсь и к будущей жизни!» Я подумала, что она оставляет что-нибудь бедным невестам или сиротам, но она открыла какой-то сундук и показала мне свои саваны.
Люди добрые, много я повидала на своем веку, но, когда я увидела эти саваны, я не знала, смеяться мне или плакать: самое дорогое полотно, кружева так и пенятся, капюшон впору папе римскому. Я сказала ей: «Адель, евреев не облачают в роскошные погребальные наряды. Я не сильна в Писании, но знаю. Это гои наряжают своих мертвых кто во что горазд, а всех евреев погребают одинаково. И зачем покойнику модничать? Чтоб понравиться червям?» А Адель сказала: «И все же мне нравятся красивые вещи».
Я сообразила, что она не в своем уме, и сказала ей: «Мне-то что, но погребальное общество никогда этого не допустит». Думаю, она ходила спросить у раввина, и тот сказал ей, что саваны делаются из грубого полотна. Нельзя использовать даже ножниц — полотно приходится рвать. Женщины не сшивают их, а лишь сметывают. Зачем хлопотать о теле после того, как оно перестало существовать?
По закону, если кто-нибудь умирает в первый день праздника, похороны устраиваются на второй день. Это разрешено. Но как быть с саваном? Никому не позволено шить саван в праздник. Есть старухи, которые заранее готовят себе саван, и, если возникает нужда, они уступают его, а семья или община возмещают им убытки. А если не возмещают, много ли стоят несколько локтей полотна? Есть поверье, что отдавший саван будет жить долго, а каждый хочет жить, даже тот, кто уже одной ногой стоит в могиле.
Тогда в месяц Элул[54] случилась настоящая эпидемия. Накануне Рош Ашана и на следующий день умерло человек двадцать. Женщины из погребального общества знали, что у Адели запасены саваны, и пришли просить их. Кто откажет в такой просьбе? Но Адель сказала: «Я не отдам свои саваны». Она открыла сундук и показала им свое сокровище. Женщины едва взглянули и стали плеваться. Они ушли, не пожелав ей доброго праздника. Я при этом не была, но Адель прибежала ко мне в слезах. Чем могла я ей помочь? У меня тоже было тяжко на душе от своих бед. Покуда муж был жив, праздник Рош Ашана и впрямь казался праздником. Обычно муж трубил в шофар[55] в синагоге. Он читал благодарственные молитвы не над кистью винограда, как у других, а над ананасом, стоившим пять рублей. Когда женщина одна, дети переженились и разбрелись по всему свету, что делать? А она приходит плакать у меня на плече. Она боялась, что мой покойный муж отомстит ей. Я утешала ее. Я ей сказала, что, если бы мертвые вмешивались в дела живых, мир не смог бы существовать. Если кто покинул эту землю, все счеты с ним забыты.
Не знаю, из-за саванов или просто я была в огорчении, но я перестала навещать ее. И она ко мне не ходила. По правде сказать, о чем нам было разговаривать? У нее не было ни детей, ни внуков. Рано или поздно она начинала лепетать о своих нарядах. Она согнулась и сморщилась. Мне даже казалось, что она грязная. На лице ее выросло много бородавок. Мы жили в разных подъездах, и я почти забыла о ней.
Как-то раз одна женщина, моя соседка, пришла ко мне и сказала: «Лея Гиттель, я хочу тебе кое-что сказать, но ты не полошись. В вашем возрасте нельзя слишком огорчаться».
— Что случилось? — спросила я. — Небо обрушилось на землю или воры из Пяска сделались честными людьми?
Она сказала:
— Услышав о том, что случилось, ты подумаешь, что я сошла с ума, и все же то, что я скажу, — правда.
— Ну, — сказала я, — хватит ходить вокруг да около — выкладывай.
Соседка бросила на меня испуганный взгляд и сказала:
— Адель того гляди обратится.
— Боюсь, — сказала я соседке, — ты впрямь не в своем уме.
— Я знала, что ты так скажешь, — ответила соседка. — Священник навещает ее каждый день. Она сорвала мезузу с дверного косяка.
— Да сбудутся мои дурные сны на наших супостатах, — сказала я. — Я еще понимаю, когда молоденькая становится отступницей для того, чтобы поправить свои дела. Иной отдаст загробную жизнь за несколько лет хорошей жизни на этой земле. Но зачем обращаться старухе?
— Вот и я бы хотела это знать, — сказала соседка. — Я стучала в дверь к Адели, но она не открыла. Пожалуйста, сходи к ней, вдруг тебе удастся узнать, что случилось. Священник приходит к ней каждый день и сидит у нее часами. Кто-то видел, как она входила в женский монастырь.
