– Почему нет?
Зандер не ответил. Не мог. Его сознание бурлило, крутилось, проигрывало все разговоры с того дня, когда Каллия рассказала ему о своей беременности.
– Потому что ты бессмертный? – спросила мойра.
Повисло молчание. И на мгновение ему подумалось, что у него галлюцинации. Затем Лахесис тихо сказала:
– Это не так, хранитель.
Лахесис соскользнула с камня и стала перед ним. Ярко-розовые туфельки выглядывали из развевающегося платья, выглядя смешно и реально. Как его жизнь.
– Ты прав, я не могу обрезать нить твоей жизни, лишь плести ее. Но даже мне не ведомо, сколько тебе отмерено. Продолжительность твоей жизни зависит от двух вещей: от суженой и того, что ты сейчас сделаешь.
Зандер медленно поднял голову, и, когда до него дошли слова мойры, звенья встали на место в его разуме. Он бы не умер в той пещере. Его, возможно, парализовало, если бы Каллия не вынула пулю, но, даже когда пришел в сознание, он знал: его тело старалось исцелиться. Единственный раз – не считая сегодня, – когда аргонавт чувствовал приближение смерти, случился десять лет назад. Когда он был один дома, целый и невредимый. А Каллия находилась в мире людей.
– Она – моя ахиллесова пята, – прошептал Зандер.
Лахесис стала перед ним на колени, и, хотя не касалась, он чувствовал тепло ее ладони на своей щеке.
– Сердце – не слабость, хранитель, а подарок. Благословение, отобрать которое у тебя не под силу даже Гере.
Он зажмурился от боли. Столько боли. Все из-за него.
– Я… сделал ей больно.
– Да, – тихо ответила Лахесис.
– Как подумаю, через что она прошла…
– Она не унывает. И сильнее, чем думает ее отец. В ней еще есть скрытые способности. Не все на свете черное и белое, иногда без боли невозможна жизнь.
При упоминании об отце Каллии гнев снова поднялся в груди Зандера. Он поднял голову.
– Почему ты не пришла ко мне прежде? Почему сейчас, спустя десять лет, когда она умирает?
Лахесис вздохнула, и хотя мойра была совсем маленькой, она словно возвышалась над аргонавтом.
– Дело не в этом, хранитель.
– А в чем?
– Я не говорю тебе ничего нового. Я могу лишь предоставить выбор. Ничто в жизни не остается неизвестным. Дорога, по которой пойдет твоя жизнь, зависит от этого выбора.
– И какие у меня варианты? – спросил Зандер, поднимаясь и указывая на нагромождение камней позади себя и секретный вход в колонию ‒ даже он был не уверен, что сможет найти туда дверь. – Она… умирает там, из-за меня. Из-за… меня.
Он выдохнул, и вместе с воздухом пропал адреналин. Хотя Зандер и сопротивлялся изо всех сил, но не смог ничего поделать, а тем более предотвратить случившееся.
– Да, – прошептала Лахесис, делая шаг вперед. – Если бы могла, я бы забрала твою боль. Но это не в моих силах. – Мойра обняла его и, хотя Зандер ее не чувствовал, заставила сесть на твердую землю. – Используй это, Зандер, а также то, что ты искал больше восьми веков. Дай ей причину жить. Твоя жизнь и ее здесь не заканчивается, если только ты не пустишь все на самотек.
Зандер уставился на край обрыва и каньон. Несколько дней назад он вот так же стоял возле пропасти и желал смерти. Сейчас?.. Теперь уже дело касалось не только его. Ему было наплевать на смерть, но он не мог позволить Каллии умереть. Только бы узнать, через что она прошла ради него. И воспользоваться возможностью все исправить.
Он снова посмотрел на Лахесис. Вопросы и подозрения, которые надо подтвердить, наполнили его сознание.
– Она родила сына.
– Да.
– Ее отец знал.
– Да.
– И за все эти годы мне никто и слова не сказал.
Зандер заметил на лице мойры тревогу.
– Все не так, как кажется. Паутина обмана окутывает сильнее, когда дело касается тех, кому мы больше всего доверяем.
Он прищурился, услышав странные слова.
– Правда со временем откроется. Но тебе придется сперва вылечить Каллию.
Аргонавт глубоко вздохнул, понимая, что мойра права. С помощью Лены ему удастся. Он разозлит Каллию так, что она перенесет свои способности и станет бороться с инфекцией. Он сможет исправить хоть что-то в этой ужасной ситуации. А потом…
– И потом нет никакой гарантии. – Лахесис парила над камнем, на котором прежде сидела. Позади нее исходило странное сияние. Богиня понемногу рассеивалась.
