Но когда «Ложа Петра и Павла» решила расширить свои владения, все это оказалось жалкой и бессмысленной возней. Креон заявил, что на место строительства «Петровского форта» напали маах'керу, предъявил двух изуродованных рабочих и неявно, но довольно прозрачно указал на их стаю как на виновников. Все, кто до этого обещал помощь и поддержку, радостно кивнули – да, это же так логично! Щенок пытается отобрать у слона свою косточку!
И когда во время празднования трехсотлетия Петербурга бойцы Креона вероломно атаковали магов стаи, никто не усомнился в том, что это была самозащита. За один час Арья потеряла почти все, в том числе и самых лучших магов. Из тех, кто мог сражаться, остались в основном самые старые и самые молодые.
Причем молодые стремились в бой. Они были готовы умереть, но исправить случившуюся несправедливость. Авторитет хранительницы, возражавшей против войны, пошатнулся.
За последние два месяца она проделала гигантскую работу, сдерживая молодежь, разговаривая с самыми умными и сильными из них, кого-то убеждая словом, кого-то подкупая.
В такое время нельзя допустить раскола в стае. Ей почти удалось. Почти.
Она смогла доказать, что можно жить и зависеть от «Ложи Петра и Павла», что так живут и Часовщики на Апраксином рынке, и джинна на Крестовском острове. Да, их последний источник формально будет принадлежать «Ложе», но стая останется жива, их дети смогут учиться магии, и рано или поздно справедливость восстановится.
А потом какие-то мальчишки, совсем еще дети, напали на Одиннадцатый равелин и смогли не только войти в него, но и выйти. И все те молодые маах'керу, кто за день до этого кивал, слушая рассуждения хранительницы закона, вдруг словно взбесились. Если смогли другие – почему не смогут они? Надо нападать! Надо кусать врага! Это можно сделать, «Ложа» ослабла, они уязвимы!
Одна случайная стычка. И никак не объяснить молодежи, что там не расчет и не логика, а чистое везение! Арья прикусила губу. Она решила для себя – надо переговорить с Антоном, самым старшим из оставшихся в живых магов. Сам он участвовать уже ни в чем не сможет – слишком стар. Но он подберет нескольких бойцов из своих учеников, четко знающих, что такое субординация. А эти бойцы найдут и уничтожат мальчишек, чей пример раскалывает стаю.
Их смерть будет еще одним укором «Ложе Петра и Павла».
Над Невой поднимался ветер. Здесь, на крыше Финляндского вокзала, он почти не чувствовался, но хранительница закона точно знала – ветер есть, и он будет усиливаться.
Проснувшись, Иво некоторое время не мог сообразить, где он находится. Вверху был наклонный потолок, слева – стена из неоштукатуренного красного кирпича, справа, в паре шагов – колеблющаяся занавесь из плотной белой тюли. За занавесью кто-то незнакомый бубнил:
– …Продуктов на общую сумму четыре тысячи пятьсот шестьдесят два рубля, чек прилагается. Ноутбук за тридцать шесть тысяч рублей ровно, чек прилагается. Фонарь подводный, две штуки, две тысячи четыреста рублей, чек прилагается. Автомобиль «Тойота Корона», тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, руль правый, коробка автомат, сто двадцать тысяч рублей, чека нет и не будет, рукописная доверенность и документы на машину прилагаются. И еще, Тан, в долг я тебе не поверю – сегодня ты живой и бодрый, с шишкой во весь лоб, а завтра ты грустный и мертвый, а я без денег.
Иво сполз с кровати – чувствовал он себя неплохо, но был очень слабым. Натянул джинсы, глянул на грязную рубашку и решил, что ну ее к черту – кого стесняться?
Отодвинул занавеску, выглянул и увидел высоченного незнакомого элохим с солидными крыльями, торчащими из футболки. Элохим сидел за столом, тыкая ручкой в бумажку и поясняя что-то заслоненному им собеседнику.
– Переведи в доллары, Трориэль, я тебе прямо сейчас заплачу, как и обещал, – заявил невидимый для Иво Атаниэль. – И сколько я бригаде должен – тоже говори, пока деньги есть. Накинь пару сотен долларов сверху себе за труды.
– Сверху ничего не накину, ты меня в свое время в шхерах раз пять вытаскивал, – пробурчал незнакомец.
– Я сам дурак, клянусь Семью, потащил тебя в подводные пещеры, ничего не умеющего глупого новичка, – покаялся бескрылый. – Но настаивать не буду. Сколько в итоге?
