Но тут случилось то, чего он опасался давно, и чего всячески старался избежать — хоть и считал неизбежным.
В ту минуту, когда Кристиан налил себе и мистеру Дорану прекрасный французский ликёр — «эликсир здоровья», одновременно рассказывая о тонкостях приготовления знаменитого настоя трав, подлинного бальзама, который ему однажды довелось попробовать в одном итальянском монастыре, их уединение нарушил мистер Стивен Нортон. До этого отец Доран задумывался, не рассказать ли Коркорану о том, кем является этот гость милорда Лайонелла, которого тот и на порог бы не пустил, знай только, кем тот является, но приглядевшись, понял, что ни в каких предостережениях мистер Коркоран не нуждается.
Сейчас Кристиан раздвинул губы в улыбке, поспешно метнулся к вещевому мешку и наполнил для нового гостя бокал. Произнёс тост за королеву и предложил выпить стоя. Затем, удивляя мистера Дорана, четверть часа говорил не умолкая, сыпал анекдотами и забавными спичами. Мистер Стивен, однако, сумел вставить фразу о том, что хотел бы поговорить с ним без свидетелей, Доран торопливо поднялся, но Коркоран любезно извинился перед мистером Нортоном. Сейчас он не может уделить ему всё своё внимание — идёт перегонка, он закончит всё через полчаса — и будет полностью к его услугам. Мистер Нортон выслушал его со странным выражением на лице, кивнул — и поспешно вышел. Мистер Доран задумался и поинтересовался:
— Вы же сказали, что перегонка займёт несколько часов.
— Так и есть… А… вы о том, что я сказал мистеру Нортону? — Кивнул Коркоран и неожиданно весело прыснул, сразу показавшись отцу Патрику шкодливым мальчишкой. — Я подшутил над ним. Вместо коньяка я влил ему в бокал гремучую слабительную смесь, он не сойдёт теперь с ночного горшка добрых двенадцать часов. А мы успеем дважды перегнать масло, спокойно обсудить последнюю речь премьера и возможность завтрашней прогулки в лес. — Мистер Доран вытаращил глаза. Коркоран же увлечённо продолжил, — при случае, вдруг доведётся, поинтересуйтесь у него результатом. Я использовал «Венское питье» — это сложный настой сены, сеньетовой соли, очищенного мёда и спирта. Добавил и почти 50 граммов глауберовой соли. Это не опасно, не волнуйтесь, — заверил нахал священника, — к тому же прекрасно очищает кишечник. Кто знает, может, именно застой каловых масс вызывает эти нездоровые влечения? Я посоветую ему ещё и отвар коры крушины…
Священник не знал, надлежит ли ему возмутиться злой шуткой Коркорана или же рассмеяться. Тот явно всё знал о мистере Нортоне. Но если он сам пошёл на такую же мерзость ради состояния лорда Чедвика — то выказываемое им пренебрежение к Стивену Нортону — цинизм запредельный и артистизм кощунственный.
Между тем мистер Коркоран лениво продолжил, выравнивая пламя газовой горелки.
— Вы не должны сердиться. Я заметил, сколь брезгливо вы отодвинулись, когда он вошёл, из чего делаю вывод, что вы осведомлены о его склонностях. Не осуждайте меня. Моя мера носила характер упреждающей самозащиты и педагогического нравоучения: я просто хотел занять задницу этого джентльмена её настоящим делом. Сиречь, стремился вразумить, просветить и наставить заблудшего на путь истины. Намерения у меня были самые добродетельные.
Отец Доран расхохотался. Мистер же Коркоран вздохнул.
— Будем, однако, дальновидны и предусмотрительны. Этот господин не оставит попыток предложить мне свою… — он содрогнулся, — любовь. Чёрт его знает, на что этот тип может оказаться способен… нет-нет, — заметив изумлённый взгляд священника, рассмеялся мистер Коркоран, — осквернить себя я ему и сам не позволю, успокойтесь, но просто, молю, будьте поблизости. Возможно, сорвусь и я. Оттащите меня, если увидите, что самообладание изменяет мне. Я не всегда бываю джентльменом — недостаёт выдержки.
— Вам уже предлагалось подобное? — осторожно поинтересовался мистер Доран.
— Случалось. Я заметен. Кроме того, судьба свела меня с одним из таких — близко. Они — люди, и как все люди, разнятся. Арчибальд… Я сам выделил его из толпы — у него были страшные глаза — запредельной тоски и обжигающего отчаяния. Я не мог выносить такое. Постепенно мы сошлись, хотя он отстранялся до последнего. Бог весть, почему он вдруг открылся — видимо, душа не выдержала надлома. Воспитанный матерью-ирландкой католиком, он осознал себя содомитом. Он рассказал мне это — и взвыл. Как волк. — Мистер Коркоран вздохнул, — Я замечал в нём странности, но…такое… Я тогда впервые осознал ужас этого перевёрнутого либидо — для подлинного человека. Всю жизнь лгать, что изматывает и убивает. Притворяться таким же, как все. Иметь ничтожную возможность выбора партнёра только среди изгоев и подонков общества. Поминутно рисковать оскорблением или пощёчиной. Гарантированная бездетность. Преждевременное старение. Позор для близких. Одиночество в старости. Страх геенны. Есть от чего взвыть. Но в несчастном Арчибальде была ненависть к мерзости в себе, сильная воля, кристальная душа — он никогда не допустил бы этого.
