Милорд Лайонелл безнадёжно махнул рукой, лицо же Коркорана при словах дяди озарилось ангельской улыбкой.
— Ваши леса — сокровище. Завтра с утра я прогуляюсь там.
При этих словах лицо Клэмента Стэнтона, и без того недоброжелательное, налилось гневом, леса сегодня в особой цене, однако он ничего не сказал. Мистер же Коркоран поинтересовался состоянием крохотного подвальчика под боковой лестницей. Там раньше хранился садовый инвентарь. Дядя не будет возражать, если он на время своего визита воспользуется этим помещением для сушки растений и дистилляции масел? Милорд Хэммонд ничуть не возражал и тут же дал домоправителю указание снабдить племянника всеми нужными ключами.
Мужчины за столом были хмуры и подавлены. Девицы же — все четыре — смотрели теперь, не отводя глаз, только на одного Коркорана, и Стэнтон, замечая очарованный взгляд мисс Софи, устремлённый на её кузена, мрачнел ещё больше.
При этом было заметно, что внешность мистера Коркорана, хоть и вызвала единодушный восторг девиц, однако несла в себе нечто сдерживающее и подавляющее. К этому человеку почему-то невозможно было обратиться с излишней фамильярностью, как немыслимо было прикоснуться к нему, и даже просто смотреть на него не отрываясь девицам было трудно — и они невольно то и дело опускали глаза или отводили их в сторону. Но колдовское и завораживающее обаяние, почти животный магнетизм этого мужчины тут же заставляли их снова и снова бросать на него изумлённые и восторженные взгляды — и снова опускать глаза.
Доран не мог, тем не менее, не заметить, что младший племянник милорда Лайонелла нисколько не стремится быть любезным ни с кузинами, ни с их гостьями и, порой из вежливости задавая вопросы, даже не пытается выглядеть заинтересованным сбивчивыми и взволнованными ответами. В нём, несмотря на красоту, проступала странная суровость, твёрдость жестов, он нисколько не хотел нравиться и подстраиваться под чьё-то мнение, и соглашался с каким-либо высказыванием только тогда, когда сам считал его правильным. Он ни разу не обронил ни одного комплимента, избегал галантных оборотов, вместо «я имел счастье познакомиться» говорил «я знаком», вместо «мне представилось удовольствие знать» говорил «я знаю», если же ему доводилось ронять нечто салонное, тон его был ироничен и насмешлив.
При этом Доран, помня высказанное мистером Кэмпбеллом обвинение, внимательно приглядывался к племяннику графа. В поведении мистера Коркорана не было ничего, кроме рафинированной красоты, что наталкивало бы на мысль об abomination, — но это, воля ваша, не доказательство. Доран обратил внимание и на того гостя Хэммондсхолла, обвинения в адрес которого сомнений не вызывали. Мистер Нортон, впервые казавшийся по-настоящему оживлённым, то и дело вступал в беседу с приезжим, восторгался им, до небес расхвалил последнюю постановку любительского спектакля в клубе, где мистер Коркоран сыграл Гамлета, ронял восхищённые комплименты, с удивительным постоянством не замечавшиеся Коркораном. Боже, какая была постановка! Ведь ему аплодировали стоя! Об этом спектакле разговоры не смолкали несколько месяцев!
Коркоран не принял и этой похвалы.
— Образ Гамлета столь многогранен, Нортон, что ни один актёр, кажется, не сумел ещё провалить эту роль. Прекрасное исполнение — явление редкое, но хорошее — нечто само собой разумеющееся. Где может сплоховать актёр — его неизменно вытащит гений Шекспира. Даже очевидный просчёт в этой роли может стать находкой.
— Вы увлекаетесь сценой, мистер Коркоран? — тихо спросил Доран.
— Я? — изумился гость, — ничуть не бывало. Театром увлекался мой друг и благодетель — милорд Чедвик, — мистер Коркоран мягко и тепло улыбнулся, — он и просил меня сыграть с ним. Это была моя первая и последняя роль на сцене. Я видел, что Чедвик вдохновлялся, сцена бодрила его и оживляла, я же, кроме скуки и нерешительности, вызванной моей сценической неопытностью, на репетициях ничего не испытывал. Видимо, именно эта скованность и придала моему исполнению нечто своеобразное.
— Как вы… как вы можете так говорить! Я имел счастье быть на премьере. Я не спал после ночь. — Взгляд мистера Нортона был восторжен и экстатичен. Так верующие смотрят на лик божества. — И ведь знаток сцены, лорд Биллинхэм, сказал, что вы были просто великолепны и ничего подобного он никогда не видел, а он видел самого Эдмунда Кина!
