Священная книга оборотня - страница 42
— Слушай… Давай спокойно все обсудим, а?
Он оскалил пасть и поднял свой серый хвостище, почти скопировав мою рабочую стойку.
— Подожди, серенький, — прошептала я, — не надо…
Он прыгнул, и на секунду мне показалось, что свет закрыла низкая и страшная грозовая туча. А в следующий миг туча рухнула на меня.
Лежа на диване, затянутом чем-то вроде шкуры мамонта-альбиноса, я рыдала в подушку и сама не понимала, откуда во мне столько слез — подушка была уже мокрой с обеих сторон.
— Ада, — позвал Александр и положил ладонь мне на плечо.
— Уйди, урод, — всхлипнула я и стряхнула его руку.
— Извини, — сказал он робко, — я не хотел…
— Сказала же, уйди, сволочь.
Я опять залилась слезами. Через минуту или две он снова попытался коснуться моего плеча.
— Я же тебя три раза спросил, — сказал он.
— Издеваешься?
— Почему издеваюсь. Я ведь тебе говорил. Про звериное тело, про физическую близость. Разве нет?
— А как я могла догадаться?
Он пожал плечами.
— Ну, например, по запаху.
— Лисы запахов не чувствуют.
— А я про тебя сразу все понял, — сказал он и неловко погладил меня по руке. — Во-первых, люди так не пахнут. А во-вторых, Михалыч все уши прожужжал. «Товарищ генерал-лейтенант, я тут смотрел запись — реально вопрос надо решать с бабой. Она там стоит на четвереньках, глаза злые, страшные, в жизни таких не видел, а на спине — огромная рыжая линза. И она этой линзой нашему консультанту мозг прожигает! Направила луч, а тот аж заколдобился…» Я сперва подумал, что у него совсем от кетамина крыша съехала. А потом посмотрел запись — действительно… За линзу он твой хвост принял.
— Какую еще запись?
— Твой клиент, которого ты до крови отхлестала, домашнее порно снимал. Скрытой камерой.
— Что? Когда я в долг работала?
— Ну это я не знаю, ваши дела. Он, как в себя пришел, сразу пленку нам принес.
— Интеллигент, твою мать, — не сдержалась я.
— Да, — согласился он, — не очень красиво. Но такие люди. А что, Михалыч тебе фоток не показывал? У него же целая папка была, специально распечатали для разговора.
— Не успел… Значит, всю эту мерзость, которую ты сейчас со мной проделывал, потом Михалыч будет смотреть?
— У меня здесь ни одной камеры нет, успокойся, милая.
— Не называй меня милой, волчара, — всхлипнула я. — Грязный развратный самец. Со мной такого за последние… — я вдруг почему-то решила не упоминать никаких дат, — со мной такого отродясь никто не делал. Какая гадость!
Он втянул голову в плечи, словно его отстегали мокрой тряпкой. Это было любопытно — хоть на него совсем не действовал мой хвост, зато, похоже, сильно действовали мои слова. Я решила проверить свое наблюдение.
— У меня там все такое нежное, хрупкое, — сказала я жалобно. — А ты мне все разорвал своим огромным членом. Теперь я, наверно, умру…
Он побледнел, расстегнул китель и вынул из кобуры здоровенный никелированный пистолет. Я испугалась, что он сейчас пальнет в меня, как Роберт де Ниро в занудливую собеседницу у Тарантино, — но, к счастью, ошиблась.
— Если с тобой что-нибудь случится, — сказал он серьезно, — я пущу пулю себе в лоб.
— Убери. Я сказала, убери подальше… Ну пустишь ты себе пулю в свою дурную голову. А мне что, легче будет? Я же тебя просила — не надо!
— Я думал, — сказал он тихо, — ты кокетничаешь.
— Кокетничаю? Да у тебя елдак в три раза больше, чем этот пистолет, волчина! Какое кокетство, тут бы живой остаться! Сейчас ведь детей на уроках учат — если девушка говорит «нет», это значит именно «нет», а не «да» или «ах я не знаю». Вокруг этого на Западе все дела об изнасиловании крутятся. Вам в Академии ФСБ не объясняли?
Он понуро покачал головой из стороны в сторону. На него было жалко смотреть. Я почувствовала, что пора остановиться. Палку можно было перегнуть, Тарантино мне вспомнился не зря.
— У тебя есть бинты и йод? — спросила я слабым голосом.
— Сейчас пошлю Михалыча, — сказал он и вскочил.
— Не надо никакого Михалыча! Не хватало, чтобы твой Михалыч надо мной хихикал… Не можешь сам спуститься в аптеку?
— Могу.
— И пусть твой Михалыч сюда не входит, пока тебя нет. Я не хочу, чтобы меня видели в таком виде.
Он был уже у лифта.
