Мои путешествия связаны с велением судьбы: сначала болезнь отца заставила переехать все наше семейство в 1912 году в Ялту и поселиться со слугами на даче Эрлангера (ныне Дом творчества писателей), потом переехать по соседству на Княжескую улицу в дом Кочубеев. Там 30 апреля 1914 года скончался мой отец.
Набальзамированный и запаянный в металлический гроб, он был перевезен в Бандуровку и похоронен на родовом кладбище недалеко от церкви. Через шесть лет шайка преступников ночью раскопала его могилу, вскрыла гроб, ища драгоценности, но, увидев сохранившийся труп, разбежалась... В двадцатых годах церковь сгорела.
За это время я не раз побывал в Севастополе, Алупке, Никитском саду, даже ухитрился подняться на Ай-Петри, Медведь-гору...
Ялта — в то время курорт мирового класса — зеленая красавица, с ее богатыми особняками, роскошными парками, набережной, сверкающей витринами магазинов, увитыми виноградной лозой балконами, колоритными татарскими домами и красивым местным населением...
Ялта, куда стекался цвет русской интеллигенции—JI.H. Толстой, А.П. Чехов, Федор Шаляпин, Соболев, Серов, Айвазовский, Чайковский...
Ялта — курорт, где по соседству неизменно жили русские императоры. У меня до сих пор стоит перед глазами прибытие Черноморской эскадры, сопровождавшей царскую яхту «Штандарт» до самого порта. По трапу сходят Николай II, Александра Федоровна, цесаревич Алексей, цесаревны Ольга, Мария, Анастасия...
А вечером на набережную сходятся жители немноголюдной Ялты полюбоваться необычным фейерверком!..
После смерти отца, согласно закону, имение перешло ко мне. Моими опекунами стали мать и александрийский помещик, художник Дейнека. Старший, сводный брат получил какую-то долю наследства, а мать — пятую часть имущества. И, таким образом, до моего совершеннолетия никто не мог, даже для моего блага, скажем, продать, заложить имение...
Вслед за этой бедой грянула война!.. И тем больше связала руки и принесла новые заботы и огорчения...
Надо было помогать родине! Осенью Николай II обратился с призывом ко всем честным людям сдать имеющееся у них золото...
Я до сих пор помню, как вся ванна сверкала: отмывали золото. Ассигнации гладили горячим утюгом! Матери в ту пору и в голову не могло прийти, что через несколько лет сданные тысяча-другая червонцев оказались бы настоящим капиталом для нас — беженцев...
Большая часть земли была отдана в аренду известному сахарозаводчику Терещенко, который прислал в качестве управляющего Василия Викторовича Филимонова—красивого энергичного агронома, офицера финляндского полка...
Осенью того же злосчастного 1914 года я поступил в Московский лицей цесаревича Николая, где учился мой сводный брат Николай.
Мать—Евгения Борисовна—дочь крестьянина, волостного старшины Тараненко, была еще молода, хороша собой, понимала, что жизнь для нее еще не кончена, но строить новое гнездо ей в Бандуровке нельзя. Были и другие причины, в том числе, возможно, повторение революции 1905 года, так ее напугавшей: страшно и одиноко жить в помещичьем доме, среди парка, даже если на балконах по ночам сидят сторожа и бегают свирепые доги... Она продала часть своей земли и купила в Елизаветграде на Успенской улице роскошный особняк у известных помещиков Есиповых, со всей обстановкой, картинами, библиотекой, с флигелем, службами, гаражом, закатным двором, конюшней, коровником, погребом, дровяным сараем...
В 1917 году мне и брату пришлось прервать занятия в лицее и поступить в елизаветградскую гимназию Крыжановского на Александровской улице. Однажды меня подозвала мать и спросила: «Володя, скажи честно, ты не против того, если я выйду замуж за Василия Викторовича?» Мне он в то время нравился, и я сказал: «Не против!»... за что потом меня ругал брат... Мать отвергла такие блестящие партии, как сосед по имению Павел Протопопов — самый красивый мужчина Елизаветграда и поручик-князь Голицын, коннозаводчик поляк Жабоклицкий... и предпочла, полюбила нашего управляющего Филимонова...
А вскоре началась вакханалия: немцы, большевики, петлюровцы, гетманцы, добровольцы, григорьевцы, махновцы, анархисты Маруськи Никифоровой и т.д. Много страшных минут было пережито: обыски, убийство жившего во флигеле помещика Казаковского, прятанье евреев от банд погромщиков на сеновале, арест матери и угроза конфискации дома, нашего выселения и многое другое...
