— Сложи сюда, голубчик, оставшуюся еду. Но сложи аккуратно, это не для собачки, это для меня, я этой едой еще позавтракаю, а может быть, и пообедаю.
В первый раз я отвел глаза и даже покраснел. Афанасий, по-видимому, заметил мое смущение и в следующий раз в ресторане Дома литераторов протянул мне пакет и, ухмыляясь, слушал, как я прошу положить в пакет остатки еды. Теперь я тоже ношу в кейсе пакет. Многие считают меня жлобом, но я давно не обращаю внимания, что обо мне думают официанты и те, кто хочет казаться богатым и щедрым. Мне не надо казаться, я богатый, потому что всегда считаю деньги.
А пока я жил в общежитии и не знал, что будет завтра. Мой узбекский фильм вышел на экраны кинотеатров. Я покупал газеты, — а вдруг о фильме напишут кинокритики? О фильме не написали ни одной рецензии, ни ругательной, ни хвалебной. В первую неделю фильм шел в пяти кинотеатрах, во вторую — в двух, в третью неделю — ни в одном. Я в который уже раз пожалел, что не стал поенным. И у офицеров, конечно, бывают неудачи, и они ссорятся с начальством, но служба продолжается, можно перевестись в другой военный округ, в другой гарнизон и командовать ротой; конечно, может быть задержка в присвоении очередного звания, но капитаны всегда становятся майорами, а майоры — подполковниками.
Я уже понимал, что защита диссертации ничего не изменит в моей жизни. В институте преподавали средние режиссеры, мне не хотелось идти в подручные к середняку. «Идти» — сильно сказано, этот середняк должен тебя пригласить; чтобы пригласил, ты должен ему понравиться, обольстить — это все равно что обольщать богатую, но горбатую. Можно, конечно, и горбатую — мне всегда хотелось переспать с горбуньей, — но горбатые не замечали меня.
Вечерами я ходил по московским улицам, смотрел на освещенные окна, за которыми была, может быть, и дурная, но стабильная жизнь. Я сходил в театр, посмотрел пьесу с пани Скуратовской в главной роли. Она нравилась зрителям. Я ушел после первого действия, купил бутылку водки, выпил в полном одиночестве в своей комнате в общежитии, подумав, что вот так спиваются и становятся алкоголиками.
И мне снова повезло, хотя никакого везения не бывает, я использовал случайное предложение и взял все, что можно взять.
Утром позвонили на вахту, в общежитии был только один телефон, постоянно занятый, но с утра звонили редко, студенты уходили на занятия, и до меня дозвонилась ассистентка с «Мосфильма», просила прочитать сценарий и приехать завтра на кинопробы. Сценарий обещали завезти и оставить на вахте в общежитии. И привезли, и оставили.
Я заварил крепкий чай и начал читать сценарий из деревенской жизни. Год назад ЦК принял постановление о сельском хозяйстве, и кинематограф, как всегда, откликнулся.
По сценарию молодой инженер предлагал себя в председатели колхоза. Уже поднадоели неистовые председатели из фронтовиков, которые поднимали колхозников на строительство коровников, как в атаку. Молодой человек выдвигал свою кандидатуру, как на Западе, где сами себя выдвигают в губернаторы и президенты. У него и программа была, он регулярно выступал по местному радиоузлу, совсем как американский, а теперь и наш президент. Сценарист взял западную модель продвижения наверх и перенес на российскую почву.
— Пойми, — объяснял мне Афанасий, — мнение о фильмах формируется на дачах членов Политбюро. Каждый новый фильм везут на дачу. Его смотрит семья и родственники и иногда и сами члены.
Если они увидят в фильме себя, но не старыми, толстыми, а молодыми, напористыми, какими они были в молодости или такими себя считали, — значит, кино хорошее. Заметь, и генералы, и секретари обкомов в кино молодые, спортивные, красивые.
Прежде чем начать снимать новый фильм, режиссер определяется — для экспорта или для внутреннего потребления? На экспорт у нас идет классический балет и фильмы, снятые по произведениям русских литературных классиков: Толстому, Достоевскому, Чехову. Если классика не ревизуется, не подается в экстравагантных авангардных формах, то она одобряется.
Все, что предназначено для внутреннего потребления, проходит экспертную оценку: не расшатывает ли произведение сложившиеся устои, не вселяет ли в умы сомнения.
