В Красногородске в каждой семье кто-нибудь обязательно сидел. Одни за воровство, другие за пьяные драки, когда увечили себя и других. Раньше многие сидели за политику, но об этом я знал только по рассказам взрослых: при моей жизни моих знакомых за политику уже не сажали. Я не удивился и не поразился, когда оказался в камере. И даже, осмысливая самый неблагоприятный вариант — от трех до пяти лет, я решил, что за это время изучу английский и приобрету какую-нибудь профессию.
После выхода на волю первое время, пока не забудется отсидка, меня вряд ли будут снимать как актера и в ближайшие годы не позволят быть режиссером. Я могу поработать шофером.
Рядом со мною у тротуара притормозила «Волга». Из нее вышли Каратистка и большой грузный мужчина лет сорока.
— Познакомьтесь. Вы коллеги, — сказала Каратистка.
— Большой Иван, — представился он. — Большой, потому что во мне сто сорок килограммов веса, правда, и роста почти два метра.
— Умнов, — представился я.
— Мы знакомы, ты меня вспомнишь, — ответил Большой Иван. — Мы решили вас встретить у ворот тюрьмы. Совсем как в кино. Он выходит, а его ждут подельники.
Я пока ничего не понимал. Этого огромного толстяка я много раз видел в Доме кино и на «Мосфильме». Он мог быть кем угодно — от неизвестного режиссера до известного всем инженера звукозаписи.
— Какой у тебя сегодня день? — спросил Большой Иван.
— Думаю, что свободный, — ответил я осторожно.
— Тогда есть предложение: посидим в ресторане «Метрополя». Будет еще один человек, который приложил определенные усилия, чтобы тебя выпустили. С тебя коньяк.
— Конечно, — поспешно согласился я.
— Увидимся на студии, — сказала Каратистка. Она явно робела перед Большим Иваном.
В «Метрополе» Большой Иван подвел меня к столику, за которым сидел ТТ и пил пиво.
— С чего начнешь? — спросил меня ТТ. — С пива или водки?
— С водки, — ответил я, понимая, что мне надо расслабиться. Выпив водки, я спросил Большого Ивана: — А мы разве с вами знакомы?
— Конечно, — сказал он. — Я поздравлял тебя в Доме кино, когда ты исполнил роль председателя колхоза.
И я вспомнил. Я всегда видел его в Доме кино и на «Мосфильме», здоровался с ним, понимая, что мы знакомы, но где познакомились и кто он, стеснялся спрашивать. Если он меня называет по имени, значит, нас представляли друг другу, только я почему-то его не запомнил. Он всегда был в темных костюмах и незаметных галстуках и мог быть директором фильма, инструктором ЦК партии, начальником управления Комитета по кино или Министерства культуры. Моложавым его можно было назвать только при беглом осмотре, а когда я теперь присмотрелся, ему было явно за сорок.
Я достаточно быстро и четко рассказал ТТ и Большому Ивану об уголовном деле, связанном с покупкой «Волги».
И тут ТТ позвали к телефону. Тогда еще не было сотовых телефонов, они появятся только через несколько лет. ТТ извинился и пошел к телефону.
— Вы совершили несколько противозаконных актов. Не самых больших при всеобщем воровстве. Завтра вы напишете заявление в отдел каскадеров и сдадите туда вашу «Волгу» по стоимости, за которую вы ее приобрели.
— Следовательно, я теряю минимум три тысячи, которые я выложил за ее ремонт, а по сути, за реставрацию.
— На «Мосфильме» работает режиссер Юлий Райзман. Вы его, конечно, знаете.
— Знаю, но не знаком.
— Он решил бросить курить. Пришел к иглоукалывателю. Тот с него запросил произвольно большую сумму. Райзман спросил: «Почему так много?» — «А потому! Если я с вас возьму внушительную сумму, вы уже никогда не закурите. Пожалеете потраченных денег». Так вот, в будущем вы очень сильно подумаете, прежде чем использовать свое служебное положение. И вообще, прежде чем нарушать закон, вы вспомните, что один раз вам это обошлось в стоимость почти новых «Жигулей», а в следующий раз может обойтись значительно дороже.
Я тогда мог только предполагать или догадываться о настоящей деятельности Большого Ивана, поэтому, придя на «Мосфильм», я зашел к ТТ и спросил прямо:
— Откуда Большой Иван?
— Из конторы глубокого бурения.
— Наверное, подполковник?
ТТ промолчал.
— Он курирует «Мосфильм»?
