— Ну, кто вы хоть по званию — капитан?
— Младший советник юстиции.
— А, прокуратура! — как будто даже обрадовался Умник. — В таком случае вот вам послание для господина самого-самого старшего советника. Лично можете ему не передавать — уверяю вас, он прочтет расшифровку фонограммы.
И Умник раздельно, как будто диктовал машинистке, произнес свое «послание»., смысл которого тогда показался Тарковскому туманным, а несколько дней спустя стал ясен всей стране:
— Боюсь, вы слишком некритично восприняли институтский курс латыни. Оно конечно, что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Но ведь и наоборот:
Юпитеру не к лицу бычьи развлечения. И уж тем более не к лицу пытаться прижать меня к ногтю: это прямое злоупотребление служебным положением. Сто десятого последнего китайского предупреждения не будет, кассета уже на телевидении, ее просто снимут с полки и отдадут кому надо… Любопытное ощущение: впервые в жизни устраиваю правительственный кризис. — Умник помолчал и добавил лично для Тарковского:
— Виктор Саулыч, а на вас я не в обиде — вы здесь лицо подневольное. Думаю, вскорости вас отпустят, если вы, конечно, не успели наговорить лишнего: новому генпрокурору мы с вами будем не нужны:
Запищали гудки отбоя. Молодой человек уже тыкал в кнопки стоявшего на письменном столе проводного телефона. Дозвонившись, он без особой надежды спросил:
— Ну как, Витюня, засекли?
Витюня отвечал гораздо дольше, чем требуется, чтобы сказать «да» или «нет». Молодой человек слушал; и лицо его вытягивалось.
— А из чьего кабинета?.. Ну, слава богу, что хоть не из Барвихи.
— Из Думы звонил? — предположил Тарковский.
— Откуда вы знаете?! — взъелся молодой человек. — Вам известно больше, чем вы говорите!
— Да ничего мне не известно. Просто знаю одного проходимца, который это любит: «Я вам из Госдумы звоню!»
А там телефоны для всех — внизу, еще перед милицейским постом: заходи с улицы и звони.
— Да, из Госдумы, — остыл молодой человек. — Виктор Саулович, а раньше он устраивал такие проверки?
— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Тарковский.
Он был недоволен собой. Купился, как ребенок: «Сидит „ он рядом с вами, гэбистик молодой, передайте ему трубку“… Так-так! А» откуда Умнику знать, что следователь молодой?
Тарковский потянулся черед стол, ткнул кнопку. По приказу прокурорских в приемной сидела Наташа, изображала работу.
— Слушаю вас внимательно, Виктор Саулович.
«Внимательно» в их личном коде означало: «Внимание! В офисе посторонний». И, хотя предупреждение было чисто символическим — вот он, посторонний, третий час глаза мозолит, — Виктор Саулович растрогался:
«Птичка верная, блядюшка ненаглядная. Выйду — женюсь… А Валю куда? Не сходи с ума, — одернул себя Тарковский. — Это же клиника — жениться с такой разницей в возрасте. Притравит тебя птичка верная и правильно сделает».
— Слушаю, — повторила птичка.
— Наташа, в приемную никто не заходил?
— Николай Палыч из «Весты». Я у него сигареты стреляла для.., нашего гостя, — нашла обтекаемую формулировку Наташа.
— А еще кто?
Молодой человек, которому инициатива Тарковского поначалу явно не нравилась, теперь слушал, подавшись вперед. Понял.
— Больше никого не было.
— Уборщицы, охрана, — подсказал молодой человек.
— Наташа, а из персонала кто-нибудь был?
— Мойщик стекол. Нахал такой! — с базарными нотками прощебетала птичка верная. — Без спросу прется в кабинет, я говорю: «Хозяин занят», а он: «Пусть отдохнет, всех долларов не заработает!»
— И ты его отбрила, — заключил Тарковский.
— Ага. Говорю: «У него молодой человек из органов».
— Сука, — с чувством сказал Тарковский, сам не зная, кого имеет в виду. Пожалуй, что Умника. С птички что взять? Мозжонки махонькие. Он подумал и снял с руки «Ролекс». — Андрей Никитич, вы уж, пожалуйста, лично сдайте мои часы на хранение, а то их уже пытались замотать.
— Не перестаю вам удивляться. Знаете, что попадете под конфискацию… — начал молодой человек и осекся. — Виктор Саулович! Неужели вы думаете, что Генерального прокурора снимут из-за какой-то там кассеты?!
Я бы на вашем месте не обольщался.
— Кто знает… — ответил Тарковский.
