- Ты что, язык проглотила?
- Не ори, Сережа не выносит твоего крика.
- Может объяснишь свое поведение?
- Это не я, это ты должен объясниться, - почему-то рассмеялась Тамара и брезгливо сморщилась. - Откуда эта гадость?
Тамара открыла сервант и швырнула на стол два конверта.
Письма Наташи.
Все ясно, подумал я, ощутив всю безнадежность и неизбежность предстоящих объяснений.
- Я не могу одного понять, - с удивлением в голосе заговорила Тамара. - У тебя же есть сын, потрясающий сын, люди на улицах останавливаются и любуются им, а ты... С какими мучениями он мне достался, ты, конечно, себе этого не представляешь, никто из вас еще не рожал, а ведь я помню каждый денек Сережкиной жизни. Преждевременные роды и ему нелегко дались, у него же все время животик болел, криком исходил, бедненький, и все-таки выходила я его, пока ты в своей студии пропадал.
Ки-но-лю-би-тель... Неужели не дошло до тебя, когда провалился ты со своим поступлением на режиссерские курсы, что пустое это все и что тяжело нам с Сережей здесь одним? Ты бы хоть заметил, как он любит мою красную матрешку и как начинает сердиться и плакать от зеленого зайца, которого ты ему подарил...
Неправда, подумал я, когда я прихожу домой, Сережка радуется больше всего именно мне, я же вижу, что на других он гораздо меньше внимания обращает.
- Он же пятимесячный сидеть начал, а в семь месяцев, это считай на самом-то деле в пять, у нас первый зубок прорезался - вот как быстро мы выросли. Да если бы он не кусался, я бы ни за что от груди его не отняла. А какой он умница, все понимает, ну, абсолютно все, разве не удивительно? Я ему на днях пальцем погрозила, нельзя, Сереженька. А он посмотрел на меня, немного подумал, потом погрозил пальчиком ножу , за которым тянулся, потом погрозил мне, а потом неумело так ручонку вывернул и себе погрозил тоже. Ну, не ласточка?.. Нашел тоже на кого нас променять...
Я молчал. Все не так, все несправедливо, все неправда, только разве в чем-то убедишь Тамару? И почему я должен доказывать свою невиновность? Противно. А за провал на курсах просто горько и обидно.
Мое молчание Тамара восприняла как подтверждение своим словам.
- Сказать-то нечего? Ты же никогда меня не любил, я теперь это точно знаю. Сколько же на мою долю выпало и за что мне такие мучения? Ведь ты же не только зазнобу завел в санатории, вот они, доказательства, тут уже не отопрешься, у тебя и в диспансере девка эта из Подмосковья была, не ври, была, так, кроме того, ты и на работе романы крутишь.
Я онемел от изумления. Это что-то новенькое.
- Что за чушь! Ты хоть соображаешь, что мелешь? С чего ты взяла?
- Не надо, Валерий, я все знаю, абсолютно все. Ты думаешь, почему я тебя так редко в диспансере навещала? Спасибо, добрые люди из издательства позвонили, подсказали мне, с кем ты амурничаешь все обеденные перерывы и на собраниях рядом сидишь...
- Звонили?.. Кто?.. Почему ты раньше не говорила?
- Неважно. И сейчас не скажу, сам подумай, может у тебя их там не одна.
- Ну, и с кем же это я на собраниях сижу? С кем амуры развожу?
- С Ветлугиной Светланой. Скажешь нет? Ты же ее к себе в кино сниматься звал. И в диспансер она к тебе бегала, забыл?
Вот тебе, как говорится, бабушка, и Юрьев день, правда, скорее уж Тамарин день. С самого начала разговора я ничего не ощутил, кроме мерзостной пустоты, а сейчас почувствовал себя, может быть впервые в жизни, необыкновенно глупо. В диспансере я пытался разобраться в причинах наших раздоров с Тамарой и пришел к выводу, что мы соединили наши судьбы слишком поспешно, не обдумав этого серьезного в жизни шага, что эгоизма в Тамаре куда больше, чем любви, а оказывается, за моей спиной шла какая-то неведомая мне жизнь, кто-то распоряжался моей судьбой, звонил Тамаре. Светлана Ветлугина из корректорской, действительно, интересовалась нашей киностудией, я ни для кого не делал из нее секрета, даже приглашал Светлану сниматься, где еще найти в любительском кино актрису? Но она отказалась, не знаю по каким причинам. Верно, что она в диспансер ко мне приходила. Как страхделегат, это ее общественное поручение.
