Да, раньше он не задумывался, почему рабы повинуются господам. То есть он, конечно, знал почему. За ослушание их наказывают. И наказывают очень жестоко. Порют, а то и убивают. Но как ему наказать Угля? Отлупить его он не может. Он бы, пожалуй, сумел его убить, если бы захватил врасплох. Но кто тогда будет работать? Где он возьмет себе нового раба? Ведь отец со своими дружинниками вернется домой только осенью.
Арн был в замешательстве. Нужно как-то выйти из глупого положения, не теряя достоинства.
— Ладно, можешь оставить их себе. — Он старался говорить спокойным и безразличным тоном. — Все равно ведь тебе придется ими пользоваться, когда ты будешь строить хижину и добывать еду.
Угль продолжал молча на него смотреть. Потом медленно распрямился — до того он стоял, настороженно пригнувшись, — повернулся к Арну спиной и, не оглядываясь, зашагал прочь. Сердце его стало постепенно биться ровнее, но в голове без конца вертелись одни и те же мысли: как и почему человек становится рабом или вождем, по-здешнему хевдингом? За этими размышлениями он не заметил, как дошел до тех четырех молодых дубков, которые еще раньше присмотрел для постройки хижины.
Немногочисленные боковые отростки, отходившие от тонких стволов, он удалил без всякого труда, зато потом изрядно повозился с пятым деревом, которое необходимо было срубить, иначе оно оказалось бы посреди дома. Тесло было не приспособлено для такой работы, потому что лезвие его расположено перпендикулярно топорищу. Древесина у дуба твердая и упругая, и Углю приходилось все время следить, чтобы топор не соскользнул с дерева и не поранил ему ногу. В конце концов он догадался стать спиной к стволу и, расставив ноги пошире, рубить у себя между ног.
Дубок он повалил, но остался пень, и это очень не нравилось Углю: пень постоянно будет мешать, если останется торчать посреди дома. Ладно, ничего, надо будет разложить вокруг него костерок, он и сгорит. Но с этим можно повременить. Сейчас главное — сделать укрытие для ночлега.
И вообще возня с дубами ему порядком надоела, поэтому он перекинул топор через плечо, взял в руку сломанное копье и начал было спускаться вниз по лесистому склону к тому месту, где, он знал, росли молодые березки. Но тут ему пришло на ум, что, когда придется тащить обратно рубленные березки, копье ему будет только обузой. Бросив взгляд в сторону сожженного селения, где, вероятно, еще сидел Арн, он зашел за старый, засохший дуб и спрятал копье в развилине дерева. Не забыть бы найти острый кремень, чтобы обрезать сломанное древко. А еще надо будет найти кусок гранита, чтобы заточить лезвие. И тех и других камней на берегу полно, было бы только время. Покамест, похоже, все заботы легли на его плечи, а за всем сразу не угонишься.
Но нет, Арну все же придется взяться за ум. Насколько было бы легче, если бы они работали вместе!
После того как он одолел дуб, валить стройные березки было одно удовольствие. Вскоре шесть длинных тонких деревьев лежали на земле, больше ему все равно не утащить за один раз. Обрубить тоненькие веточки не составило труда, и немного погодя Угль уже направлялся домой. Он усмехнулся про себя, заметив, что думает о четырех дубках как о «доме». Но ведь другого дома у него теперь нет — только и есть, что эти четыре дубка.
Был полдень, и солнце пекло вовсю. Время от времени Угль бросал жердины наземь, чтобы передохнуть и отереть пот со лба. На полпути он вдруг вспомнил про старый парус в лодочном сарае. Не мешало бы вытащить его и просушить на солнце и на ветру. Он оставил срубленные березки и с топором в руке побежал к фьорду. На берегу он швырнул топор на землю и как был, не раздеваясь, кинулся в воду. Одежды на нем было всего ничего, на солнце она мигом высохнет.
Зайдя достаточно глубоко, он поплыл, нежась в прохладной воде, обтекавшей его тело. Он уплывал все дальше от берега, забирая немного в сторону, и вскоре оказался на ракушечной отмели. Вода здесь доходила ему лишь до пояса, и, нагнувшись, он вытащил полную пригоршню ракушек. Самые мелкие вполне можно было разгрызть зубами, и, добравшись до содержимого, он наслаждался свежим вкусом мидий и соленой воды. Обычная пища рабов, но ему она нравилась.
