Он застало отмахнул волосы со лба. Сцепил пальцы так, что они хрустнули. Андрей боялся его перебить. Мирону тяжело, в своем рассказе он приближается к чему-то очень серьезному.
- А за третьей четвертая. Пятая... И тут уже твердо понял я: разыгрывают. Пятой подошла как раз та самая, что подходила первой. А я, наверно, часа два в душевной муке терзаюсь, Ольги все нет и нет. И хотя дразнят меня эти девчонки, как мне уйти? Разве я знаю, почему она задержалась? Мысли на расстоянии. Мерещится мне, что Ольга из дому почему-то не может вырваться и так же, как я, страдает... - Мирон перевел дыхание, трудно сглотнул слюну. - Нагрубил я со зла этой, пятой. А она словно бы и обрадовалась, веселится, хотя вокруг нас люди уже собрались, кто просто посмеивается, кто и еще керосинчику в огонь подливает. Андрей, слезы брызнули у меня, такое позорище. - Он долго не мог выговорить ни слова. Пересилил себя: - Понимаю, нужно уходить мне, быстрей уходить, потому что иначе вовсе сорвусь... А музыка в доме напротив играет, играет, и хохот там еще сильней. - Он опять остановился: - Поднял я глаза. Занавеска на балконе ветром откинута, а за ней, в глубине, вижу, стоят все эти девчата, что приходили ко мне...
- Так надо бы их... - начал Андрей.
- Постой... И вместе с ними Ольга. Отпрыгнула в сторону, да все равно на виду. Там тесно, спрятаться некуда. Давно мне казалось, что слышится ее смех, но я казнил себя за это. А тут... Они своей компанией веселились, под музыку танцевали и сколько, не знаю, времени надо мной потешались. Андрей, ну зачем же такое? Лучше бы она в первый день, когда мы с ней в сад пошли и мне ее руку никак отпускать не хотелось, лучше бы тогда она по лицу меня ударила и на этом все кончилось! Она же видела, понимала, что я без нее уже совсем не могу. И вот... Зачем, ну зачем так жестоко? С таким издевательством?
На ветку ближней к ним березки опустилась комочком вертлявая желтая птичка. Быстро схватила какую-то живность, жука или гусеницу, и, трепеща короткими крылышками, пробилась сквозь густую листву к свободному вылету. Андрей сидел в растерянности. Что он понимает в жизни? Что посоветовать он может Мирону? Да Мирон и не ждет никаких советов, он все уже сам решил. А правильно ли решил? Ну посмеялась Ольга вправду очень жестоко, да, может, не сообразила сразу, что так смеяться над человеком нельзя, а теперь и сама себя клянет за это. Надо бы с ней объясниться. Зачем же сразу из дому навсегда уходить? Будто не Ольга зло причинила Мирону, а Мирон перед ней виноват. Он несмело сказал об этом вслух.
- И вообще, одна она, что ли, на свете? - добавил Андрей.
- Не одна, две их, - глухо проговорил Мирон, - в этом и дело. От позора надо мне уйти. И еще уйти от одной Ольги - я тебе не все сказал, Андрей, той Ольги, которая меня целовала и женой моей себя называла. В наш последний с ней вечер в саду. Не я, Андрей, нет, она начала. А губы и сейчас у меня горят. Первый раз я целовался. Ты, Андрей, этого еще не знаешь. А я в тот вечер не только за кувшинками на озеро, я бы на скалу отвесную влез, я бы в пропасть любую прыгнул, хоть и разбиться, только бы еще и еще она меня целовала. Не знаю, какая к другим людям приходит любовь, ко мне такая пришла. И справиться с ней я теперь не могу.
- Так если ты любишь...
- Я Ольгу эту, эту люблю. А ее больше нет. Есть другая Ольга. Которая издевалась над моей любовью. Я от первой должен уйти, тогда и она уйдет вместе со мною. Будет в мыслях моих. До конца жизни. Светлая, чистая. А останусь, пусть даже объяснились мы и женился бы я на второй Ольге, любить я ее, вторую, уже не смогу. Только Ольгин веселый смех с балкона и злую музыку слышать буду. Значит, и видеть ее мне не надо. Первую Ольгу вторая - Маша или Наташа - мне все равно не заменит. Все я обдумал сто раз.
Он встал, стряхнул прилипшие к одежде соринки, прищурясь, посмотрел на солнце, множеством радостных зайчиков разбежавшееся по вершинам сосен и березок, слегка колеблемых теплым ветром. Проговорил совершенно спокойно, растягивая слова:
- Знаешь, Андрей, домой я не пойду. Все вот так, как я тебе рассказал, мне уже не повторить, силы не хватит. И для чего повторять? Утешения мне не надо. А выдумывать неправду?.. Тебя прошу, скажи им: по необходимости Мирон срочно уехал с топографической партией, предупредить не успел. Тут и правда и неправда. Но для них будет легче. А письма писать я буду. Из тайги, если дойдут. Из армии. Попрощаемся? Где мы теперь, Андрейка, с тобой встретимся...
