В доме никто не сказал ни полслова, урок был понят: в мире магов не следует ничего воспринимать буквально. То, что Нури вела себя, как ни в чем не бывало, была как всегда очаровательна, стало таким ударом для нас, что с тех пор уже никто не сможет забыть, что такое «живой миф».
Это был урок типичной истории магии. И конечно, это не было ложью: вероятно, что его коллеги маги, которых в своих преувеличениях, идущих от всего сердца, Карлос представил как ужасающих монстров, попросили девушку поехать с ними в парикмахерскую, поскольку ей пора уже было сделать новую стрижку.
Однако этим я вовсе не хочу сказать, что дон Хуан был изобретением Кастанеды. Нет, он существовал, и он был великим учителем, судя по информации других людей, которые также его знали. Он был индейцем, но, как это можно установить по книгам, он был развитой личностью. Его происхождение составляет часть мифа. Дон Хуан, индеец яки, он из Соединенных Штатов или Мексики? То же самое и с Кастанедой: он мексиканский гринго, перуанский метис или же бразилец? В действительности это не имеет значения. Послание, возможно, означает, что все вместе мы образуем континентальное единство, общность, выходящую за рамки национализма.
— Почему Карлос постоянно менял термины, которые использовал?
— Это было частью его метода обучения. То, что Нагваль нам рассказывал, было отражением реального мира, колебаний, которые происходят в царстве энергии за пределами рационального разума, где нет ничего окончательного. Он менял термины, чтобы рассказать об идеях, и даже изменял идеи, упрощая, обобщая, открывая новые грани. Он это делал для того, чтобы мы не привязывались к понятиям или к образу мышления.
Особенностью наших встреч было то, что мы постоянно спрашивали себя: а что же такое произошло, и чем всё закончилось? Мы ждали окончания, однако Карлос уже рассказывал другую историю.
В некоторых случаях его метод вызывал противоречивые реакции, например, так было в случае, когда я пригласил на встречу с ним консервативных специалистов и ученых Ибероамериканского Университета. После встречи они рассказали мне о своих впечатлениях. Революционные идеи и шутливые манеры Нагваля всех привели в изумление, хотя вызвали и сомнения, и замешательство. Во время этой встречи один из самых выдающихся исследователей встал и сказал, что это самый счастливый день в его жизни, и никто не счёл его комментарий преувеличением. Тем не менее, неделю или две спустя, произошло что-то невероятное: я почувствовал, что все избегают встреч со мной. Никто из них уже не хотел снова говорить о Кастанеде.
Необходимо принимать в расчёт противоречивые реакции, которые вызывал Нагваль. Его энергетическое присутствие и его слова вызывали большой энтузиазм и страстное желание свободы. Однако они также вызывали страх, потому что ощущали связи с истеблишментом, с миром привязанностей, которые мы используем для своей безопасности. После этого опыта я понял, почему маги говорят, что в действительности никто не хочет быть свободным. Люди отдают предпочтение удобству рабства известного, нежели столкновению с угрожающей свободой неизвестного.
— Почему Карлос избегал сравнений с другими культурными реалиями?
— Проблема в том, что это исследование мы можем предпринять только с помощью разума. А как он говорил, разум — это и есть летун, чужеродная внешняя инсталляция. Шаманы развили своё знание с помощью инструмента гораздо более могущественного, чем разум: безмолвного знания. Следовательно, чтобы их понять, мы должны отключить внутренний диалог, остановить разум, что в его терминах означает остановить мир или скорее мир, который мы создали в наших головах.
В начале нашего обучения все мы хотели сопоставить то, что он нам говорил, с йогой, буддизмом, христианством, с тем, что знали! Однако он избегал обсуждения этой темы, но однажды всё-таки поддался нашей настойчивости.
Это был день моего дня рождения. В моём доме собрались
Хакобо Гринберг, Карлос де Леон и Рамон Томассини для того, чтобы познакомиться с другими такими же гениями духовного знания: братьями Ариэлем и Фаусто Росалесами. Я высунулся в окно, чтобы посмотреть, кто там трезвонит в дверь, и каково же было мое удивление, когда я разглядел в темноте улыбающееся лицо Карлоса Кастанеды, который «ломился» к Росалесам, желая познакомиться с этой
